Буймир - [2]

...Мы еще отступаем, но с каждым шагом разгорается наша ненависть, прибывает сила, растет безмерное отвращение к врагу, который пока что лучше вооружен, чем мы, но уже наша победа становится зримой, она не за горами. В кровавой сече мы закалились, сохраняем душевное равновесие, путь нашего отступления враг устлал трупами. Как после ночи наступает день, так наступит время, когда мы сломаем хребет врагу.

...Беда жить у дороги. В сельскую хату зашел немец (ястреб на груди), увидел девчонку, набросился: партизан? Мать божится, клянется несовершеннолетняя она. "Нам такую и надо". Наставил пистолет, повел силой: выстирает рубашки, почистит сапоги - вернем. Мать встала на пороге, не пускала - куда на ночь глядя? Сапогом в живот ударил - упала. Пришла в себя - нет дочери. С улицы долетели отчаянные вопли. Нашла дочь на заре вся в крови, нагая, лежала в яме, в бурьяне...

Текля ходила по земле, будто на ножи ступала.

Мавра качала ребенка, приговаривала:

- Спи, моя касаточка... Кыш вы, гули, не гудите, нам малышку не будите...

Уж не беду ли так отгоняла Мавра в эту безотрадную ночь, безмятежные припевки на охрану хаты поставила, чтобы вернуть в дом тишину и беспечность.

В собственной хате теперь ты не хозяйка. Гитлеровцы рыщут по дворам, вытаскивают из печи горшки, заглядывают в подойники, ловят кур, в одной хате перевернули дежку с тестом. Немцы ехали через Буймир, остановились около колодца поить лошадей.

- Звоните в колокола! - бегает Селивон по селу в поисках пономаря.

С хлебом-солью выходит навстречу гитлеровцам Селивон, рядом с ним разряженная Соломия. Родион с Гнатом ломают шапки, в пояс кланяются. А поначалу-то все подговаривали седобородого садовника Арсентия: ты-де человек больно подходящий - виду благообразного, - выйди с хлебом-солью, приветь немцев.

- У тебя ведь три сына в армии, не мешает задобрить, подслужиться...

- Чтобы я перед немецким колбасником шею гнул!..

Санька вызвалась. В расшитой сорочке, склонилась в низком поклоне перед немецким офицером пышная девица с пшеничным караваем на рушниках, с виду застенчивая такая. Соломия испекла замешенную на молоке паляницу, чтобы было чем принять врага. Немцы застрекотали по-своему, заулыбались, будто и вправду все им тут рады. Рыжий, с торчащим кадыком офицер не знает, что ему делать с этим хлебом, не сводит глаз с дородной девицы. Взял за полный подбородок, потрепал по лицу, горевшему румяным глянцем. Девица что налитое яблочко, Санька так и млеет от офицерской ласки.

Селивон приглашает дорогих гостей в хату отведать хлеба-соли. Меду, пирогов наготовлено, яблок откушайте из нашего сада. Пожалуйте! Не погнушайтесь...

Селивону ли не знать, какой подход должен быть к заграничным людям. Самого черта обкрутит, улестит. А Игнат с Родионом восхищенно следят за ним да на ус мотают. Вот это хватка, есть чему поучиться - дошлый мужик!

Немцы еще не появлялись в Буймире, а Селивон уже портрет Гитлера примостил под образом, рушниками убрал, цветами украсил - обновленная хата! Не обыденная...

Гитлеровцы сколотили виселицу в Лебедине. Селивон по базару ходит, перед немцами угодничает:

- Эх, жаль, вешалка пустует...

А на уме-то вечные его недруги - Павлюк, Марко, Мусий Завирюха. Угнали, вишь ты, скот и тракторы за Волгу.

В Лебедине издан приказ-предупреждение - за покушение на одного германского солдата перестреляем всю улицу.

В лихолетье приглушаются домашние невзгоды. Выпало дочке спознаться с людским предательством. Чем же дитя-то виновато? Вырастим, выходим тебя, касаточка, чтобы не знала, от какого отца на свет народилась...

Только ребенок и скрашивает жизнь в эту тяжкую годину, отвлекает от горьких мыслей глухими вечерами. Мавра качала ребенка, приговаривая:

- Баю-бай. Люли-люли, люлечки, шелковы веревочки, крашены перильца, идем мы к Кирильцу. Что Кирилец делает?.. А Кирилец не гуляет, бочоночки набивает, тонки обручи строгает, нож в руках так и играет. "Здоров будь, бондарик, сделай мне ведеречко медом торговать". - "Я в лесу не побывал, обручиков не набрал, я такой славной девчушечки сроду не видал!" Баю-бай...

Навеянные с детских лет и, казалось, давно забытые бабушкины сказки лезут в голову Мавре, убаюкивают малютку, а может, и самое Мавру.

Не защищалась ли малюткой семья в эту лихую годину?

Надия Лелека кинулась к матери, словно ища у нее защиты:

- Немец на лошади в школу въехал!..

Копытом наступил на детскую душу.

Мать, онемев от неожиданности, лишь покрепче прижала к себе дочку. Что она могла поделать?

На улице, сбившись тесной гурьбой, стояли дети, не сводя растерянных глаз со школы. Могучие осокори, стройные тополя обступили здание. Горьковатый запах ольхового листа стлался по низине. Над ярко-зеленым ельником высятся березы, облитые солнцем, сверкающие желтеющей листвой. Ученики сами насадили парк, некоторые теперь уже в армии. Сквозь позолоту листвы пробивается малиновая краска школьной крыши. Отчаянная голова Грицко Забава подступил ближе и с замершим сердцем наблюдал, как в просторные двери школы въезжали верховые. Он сделал еще несколько шагов и собственными глазами увидел, как лошадь со всадником взобралась по широким ступенькам на второй этаж, где находились кабинет природоведения, физический кабинет, спортзал, библиотека. Дети оцепенели.