Бувар и Пекюше - [87]

Жефруа возразил:

— Иной раз этого требуют обстоятельства. Если виновный не жертвует своею кровью, нужна кровь другого, — этой истине учит нас искупление.

По мнению Бувара, искупление ни к чему не привело, поскольку почти все люди осуждены на муки, несмотря на жертву, принесённую Христом.

— Но жертву Христос продолжает приносить ежедневно в виде евхаристии.

— Чудо совершается словами священника, как бы ни был он недостоин, — возразил Пекюше.

— В этом и заключается тайна.

Тем временем Виктор не сводил глаз с ружья и даже пытался потрогать его.

— Руки прочь!

Де Маюро свернул на тропинку, уходившую в лес.

Бувар и Пекюше шли вслед за ним рядом со священником, который сказал Бувару:

— Осторожнее, не забывайте Debetur pueris.[7]

Бувар стал уверять, что преклоняется перед создателем, но возмущён тем, что его превратили в человека. Боятся его мести, стараются прославить его, он наделён всеми добродетелями, дланью, оком, ему приписывают определённый образ действий, пребывание в определённом месте. Отче наш, сущий на небесах! Что всё это значит?

Пекюше добавил:

— Вселенная расширилась, теперь земля уже не считается её центром. Земля вертится среди сонма подобных ей небесных тел. Многие превосходят её размерами, и это умаление нашей планеты даёт нам о боге более возвышенное представление. Следовательно, религия должна преобразоваться. Рай с его блаженными праведниками, вечно созерцающими, вечно поющими и взирающими с высоты на муки осуждённых, представляется чем-то ребяческим. Подумать только, что в основе христианства лежит яблоко!

Кюре рассердился.

— Уж отвергайте само Откровение, — это будет проще.

— Как же, по-вашему, бог мог говорить? — спросил Бувар.

— А вы докажите, что он не говорил, — возражал Жефруа.

— Я спрашиваю: кем это доказано?

— Церковью.

— Ну и доказательство, нечего сказать!

Спор этот наскучил де Маюро, и он на ходу сказал:

— Слушайте кюре — он знает больше вашего.

Бувар и Пекюше знаками сговорились пойти другой дорогой и, дойдя до Круа-Верт, распрощались со спутниками:

— Будьте здоровы!

— Честь имею кланяться, — сказал барон.

Всё это, вероятно, будет доложено де Фавержу, и, возможно, последует разрыв. Что поделаешь! Они чувствовали, что аристократы презирают их. Их никогда не приглашают к обеду, они устали от г‑жи де Ноар с её нескончаемыми нравоучениями.

Надо было, однако, возвратить сочинения де Местра, и недели через две они отправились в замок, хотя и предполагали, что их не примут.

Их приняли.

В будуаре собралась вся семья, включая Гюреля и, против обыкновения, Фуро.

Наказание не исправило Виктора. Он отказывался учить катехизис, а Викторина сыпала непристойными выражениями. Короче говоря, решили отдать мальчика в исправительный приют, а девочку поместить в монастырь.

Фуро взял на себя хлопоты; он уже уходил, когда графиня окликнула его.

Поджидали аббата Жефруа, чтобы сообща установить дату венчания; заключение гражданского брака в мэрии должно было произойти гораздо ранее церковного в знак того, что первому не придают ни малейшего значения.

Фуро попытался защитить гражданский брак. Граф и Гюрель нападали на него. Что значит гражданская формальность в сравнении с таинством! Барон не считал бы себя состоящим в браке, если бы всё ограничилось церемонией перед трёхцветной лентой мэра.

— Браво! — воскликнул Жефруа, входя. — Ведь брак установлен самим Христом…

Пекюше прервал его:

— В каком евангелии? Во времена апостолов браку придавали так мало значения, что Тертулиан сравнивает его с простым сожительством.

— Оставьте!

— Право же! Брак вовсе не таинство. Таинство должно подтверждаться каким-нибудь знамением. Покажите мне знамение, подтверждающее брак.

Тщётно кюре утверждал, что брак символизирует соединение бога с церковью.

— Вы не понимаете христианства, а закон…

— На законе сказалось влияние христианства, иначе он допускал бы многобрачие, — сказал граф.

Кто-то вставил:

— А что в этом было бы дурного?

Это сказал Бувар, полускрытый за шторой.

— Можно иметь несколько жён, как, например, у патриархов, у мормонов, у мусульман, и тем не менее быть честным человеком!

— Нет, нет! — вскричал священник. — Честность заключается в том, чтобы исполнять свой долг. Наш долг — поклоняться богу. Следовательно, нехристианин не может быть честным.

— Все одинаковы, — возразил Бувар.

Граф, приняв эти слова за выпад против религии, стал восхвалять её. Она дала свободу рабам.

Бувар привёл несколько цитат в доказательство противного.

— Апостол Павел советует рабам подчиняться хозяевам как Христу. Святой Амвросий называет рабство даром божьим.

— Книга Левит, Исход и соборы санкционировали его. Боссюэ считает, что рабство — одно из прав человека. Монсеньор Бувье одобряет его.

Граф возразил, что как-никак христианство содействовало цивилизации.

— Оно содействовало и лености, потому что объявило бедность добродетелью.

— А как же быть с евангельской моралью?

— Сомнительная мораль! Работники последнего часа получают столько же, сколько работники первого. Дают тому, кто уже имеет, и отнимают у неимущего. Что же касается предписания принимать пощёчины, не отвечая на них, и давать себя обворовывать, то это только поощряет дерзких, подлых, вороватых.