Бустан (Плодовый сад) - [29]

Я жив, пока он мне, как солнце, светит.

Всех этих мук снести я не могу.

И прочь — увы! — уйти я не могу.

«Прочь от шатра его!» не говорите,

Хоть голову у входа пригвоздите.

Не лучше ль мотыльку в огне сгореть,

Чем в пустоте и мраке умереть!»

«Мяч! Ты получишь рану от !»

Факир ответил им: «А что мне рана?»

«Тебе отрубят голову мечом!»

А он им: «Голова мне нипочем!

Кто о пути своем грядущем знает —

Венец его иль плаха ожидает?

Увы! Терпения лишился я,

И от покоя отрешился я!

Не будет прахом мира ослеплен

Тот, кто любовью вечной опьянен».

Раз к стремени царевича припал он.

Разгневался царевич. «Прочь!» — сказал он.

Факир с улыбкой молвил: «Никого

Не гонит шах от солнца своего!

Из-за тебя свою забыл я душу.

Коль от тебя уйду, обет нарушу!

Тобой одним живу я и дышу,

Будь благосклонен, если я грешу!..

Твоих стремян коснулся я рукою

Затем, что я не дорожу собою!

Любви к тебе я предан целиком

И ставлю крест на имени своем.

Я насмерть поражен стрелою взгляда!

И обнажать свой меч тебе не надо!

Ты сам зажег меня. Так не беги.

И все леса души моей сожги!»

* * *

Раз на пиру под звуки струн и ная

Кружилась в пляске пери молодая.

Не помню: жар сердец иль огонек

Светильни полу платья ей поджег.

Она, увидев это, рассердилась.

«Не гневайся! — сказал я. — Сделай милость!

Ведь у тебя сгорела лишь пола,

А весь мой урожай сгорел дотла».

Влюбленные друг в друга — дух единый.

Коль суть цела — не жаль мне половины.

* * *

Внимал я пеням старца одного,

Что отошел в пещеры сын его.

Исчах отец в разлуке, одинокий.

Но сын его ответил на упреки:

«С тех пор, как я услышал глас творца,

Нет для меня ни друга, ни отца.

С тех пор, как наступило просветленье,

Все в мире для меня — лишь сновиденье!»

Тот не пропал, кто от людей ушел,

Кто духа свет утраченный обрел.

* * *

Есть люди, чистой преданы любви, —

Зверями ль, ангелами их зови, —

Они, как ангелы, в хвале и вере,

Не прячутся в пещерах, словно звери.

Они воздержанны, хоть и сильны,

Они премудры, хоть опьянены.

Когда они в священный пляс вступают,

То в исступленье рубище сжигают.

Они забыли о себе. Но все ж,

Непосвященный, ты к ним не войдешь.

Их разум — в исступлении, а слух

К увещеваниям разумным глух.

Но утка дикая не тонет в море.

Для саламандры ведь пожар — не горе.

Вот так и многотерпцы, — ты скажи, —

В пустыне живы божии мужи!

Они от взоров всех людей сокрыты,

Они не знатны и не имениты.

Не добиваются людской любви,

.

Они — плодовый сад щедрот безмерных,

А не злодеи в облаченье верных.

Они скрываются от глаз людских,

Как жемчуга в жемчужницах своих.

Не хвастаются, не шумят, как море,

Блестя жемчужной пеной на просторе.

Они — не вы! Вы — внешне хороши,

Но в обликах красивых нет души.

И не прельстите вы царя вселенной

Ни красотой, ни роскошью надменной.

Когда бы стала перлами роса,

То перлов не ценилась бы краса.

Как по канату, доблестный и верный

Пройдет и без шеста над бездной скверны.

Дервиш в блаженном хмеле изнемог,

Внимая зову: «Эй! Не я ль твой бог?»

Кому любовь — стекло, а ужас — камень,

Не страшны ни мечи вражды, ни пламень.

РАССКАЗ

Жил в Самарканде юноша. Был он

Индийскою красавицей пленен.

Она, как солнце, чары расточала,

Твердыню благочестья разрушала.

Казалось, красоту, какую мог,

В ней воплотил миров зиждитель — бог.

За нею вслед все взгляды обращались.

Ее встречавшие ума лишались.

Влюбленный наш тайком ходил за ней.

И раз она сказала гневно: «Эй!

Глупец, не смей, как тень, за мной влачиться,

Не для твоих тенет такая птица.

Не смей за мною по пятам ходить,

Не то рабам велю тебя убить!»

И тут влюбленному промолвил кто-то:

«О друг, займи себя другой заботой.

Боюсь, ты не достигнешь цели здесь,

А потеряешь даром жизнь и честь!»

Упреком этим горьким уязвленный,

Вздохнув, ответил юноша влюбленный:

«Пусть под мечом я голову мою

В прах уроню и кровь мою пролью.

Но скажут люди: «Вот удел завидный!

Пасть от меча любимой — не обидно».

Меня позорить можешь ты, бранить, —

Я не уйду. Мне без нее не жить.

Что мне советуешь ты, ослепленный

Тщетою мира, лишь в себя влюбленный?

Она лишь благом истинным полна,

Пусть хоть на казнь пошлет меня она!

Мечта о ней меня в ночах сжигает,

А утром снова, к жизни возрождает.

Пусть у ее порога я умру,

Но жив, как прежде, встану поутру!»

Будь стоек всей душою, всею кровью.

Жив Саади, хоть и сражен любовью.

* * *

Сказал от жажды гибнущий в пустыне:

«Счастлив, кто гибнет в водяной пучине!»

Ему воскликнул спутник: «О глупец,

В воде иль без воды — один конец».

«Нет! — тот воскликнул. — Не к воде стремлюсь я,

Пусть в океане духа растворюсь я!

Кто жаждет истины, я знаю, тот

Без страха бросится в водоворот.

Не дрогнет в жажде знанья, не остынет,

Хоть знает он, что в тех волнах погибнет.

Любовь, влюбленный, за полу хватай.

«Дай душу!» скажет — душу ей отдай.

Ты внидешь в рай блаженства и забвенья,

Пройдя геенну самоотреченья.

Труд пахаря во дни страды суров,

Но пахарь сладко спит после трудов.

На сем пиру блаженства достигает

Тот, кто последним чашу получает.

РАССКАЗ

Мне это раз поведали дервиши,

Те, что душой царей земных превыше:

«Один старик, не ведая, чем жить,

Близ храма милостыню стал просить.

Ему сказали: «Здесь — не дом вельможи,

Ты милостыни здесь не жди, прохожий!»

«А чей же это дом? — старик в ответ. —

Чей дом, где бедным милостыни нет?»