Bushi-Do: Ронин - [96]

Род Хаттори не был беден, но был традиционно скромен и рационален, как это следовало потомственным самураям. Роскошь, показное богатство, излишние жилые площади — всё это отвергалось в угоду военному порядку, безраздельно царившему во всем доме. Как ни удивительно, моя мать, Светлана, не пробовала вносить изменения в устоявшийся порядок вещей, предпочитая доказывать свою власть в доме другими способами, например, на кухне. Японскую кухню она освоила потрясающе быстро, ходили даже слухи, что отец лично договаривался о нескольких уроках от знаменитых на всю Токийскую префектуру женщин рода Гангоку. Мне оставалось только завидовать вкушавшему эти сказочные яства брату.

Для общежития квартира в четыре комнаты — это несомненная роскошь. Прихожая, гостиная, жилая комната и кухня, не считая санузла. Пространства хватило бы на разухабистую вечеринку, поучаствовать в которой могла бы добрая треть населения общежития. Обилие портретов на стенах, да ещё и в вязкой тишине, впервые стало для меня… некомфортным. Лица, лица, лица… Их были десятки — живые и одновременно застывшие в мертвенной неподвижности, с поблёскивающими искрами разума в пустых, невыразительных до того момента глазах; добрые и злые, смеющиеся и печальные, задумчивые и беззаботные.

Слишком многое они могли рассказать. Рассказать то, как художник вдохнул в них подобие жизни, выпятив те или иные качества изображённых людей. Слишком глубокий взгляд в человеческие души. Слишком цепкий, вытаскивающий на поверхность их сущность. И откровенно облекающий смысл в иллюзию игры света и теней.

Мне стало не по себе — так, словно на какие-то мгновения я очутился в подземном склепе, в окружении давно умерших людей. Наваждение отступило так же внезапно, как и нахлынуло, оставив едва различимый на вкус осадок — горькое чувство чужой тоски по безвременно ушедшим и солоноватая ненависть, словно кровь на прикушенных губах.

— Кто ты такой, Лёша? — неслышно спросил я у спящего друга, встав на пороге жилой комнаты, которую нам предстояло делить. — Откуда в тебе это всё?

— Я тебе говорил — присмотрись к нему повнимательнее. — едва слышно, затухающим, словно убегающее эхо голосом отозвался дух. — Я вижу о нём лишь то, что он даёт увидеть таким как я, и не могу проникнуть в его суть. Он рьяно хранит свою тайну и в тоже время отчаянно хочет поделиться ей. Но не находит с кем. В этом причина его доверия к тебе. Он ищет в тебе друга — настоящего друга, а не таких, что окружают его каждый день.

Дружба для меня была одной из великих тайн Вселенной. С этим чувством сложились непростые и неоднозначные отношения — обзавестись близким кругом среди сверстников, как это часто происходит в юном возрасте, не получалось, да и не хотелось. Воспитание детей протекает по разному и моё в этом плане несколько выделялось на общем фоне остальных японских подростков — меня и Леона целенаправленно готовили к Служению, несмотря на некоторые попытки сопротивления со стороны матери. Друзья не входили в обязательный для самурая список качеств и достижений, скорее наоборот — подобные чувства обладали слишком большой силой и могли помешать идеальному исполнению Долга, возложенного от рождения и подкреплённого присягой после совершеннолетия. Даже сёстры Мияги, с которыми Леон всё же сдружился, воспринимались мной изначально как привлекательные девушки, а после определенного момента — исключительно как сёстры.

— Не умею дружить.

— Может и научишься. Люди, встреченные нами на Пути — это всегда наставники. Взаимоотношения с ними — опыт. Опыт доверия, общения, привязанности или злости, раздражения и даже ненависти. Всё зависит от обстоятельств, самих наставников и, конечно же, нас самих. Путь Воина не обязательно Путь Одиночества. Это твой выбор. Всегда только твой выбор.

— Знаешь, дедушка Хандзо, ты сейчас противоречишь всему, что мне объяснял отец. Мне казалось, что всё давным-давно решено за меня. Каким мне быть, что делать и на что опираться в суждениях. — удивился я, продолжая взглядом изучать спящего Алексея.

Староста развалился на своей односпальной кровати и беспокойно переворачивался с бока на бок, что-то неразборчиво бормоча себе под нос. Сон его был не тревожным, скорее излишне активным, как и вся его жизнь на мой взгляд.

— Противоречу? Я? Это мои потомки противоречат всему, что мы требовали соблюдать!!! — возмутился дух. — В погоне за идеалом они позабыли то, что твердили когда-то из поколения в поколение. Служение должно быть добровольным, должно быть частью Выбора. А его способен сделать только свободный человек. Свободный духом, способный учесть все свои обязательства и, возможно, даже пожертвовать какой-то их частью.

— Неожиданно. Я подумаю над твоими словами. Всё же, не каждый день моё мировоззрение переворачивают вверх дном. А насчёт дружбы…

— Советую ничего не предпринимать насчёт дружбы. Эту часть жизни пусти на самотёк. Как сложится — так и будет. И вот ещё… если твоё любопытство начнёт брать верх — не используй доверившегося тебе человека.

Последнее его замечание возмутило до глубины души. И почти сразу пришло понимание, погасившее зарождающуюся волну на корню.