Bushi-Do: Ронин - [13]

Снаружи учебного корпуса властвовала зима. Холодный свежий воздух, тонкий слой снега на газонах, ажурные узоры изморози на металлических элементах дверей. Глубокий вдох обжёг мои лёгкие, мороз запустил свои пальцы под мундир, табуном прогоняя мурашки по телу. В деревне, ставшей моим домом, подобная погода не была в новинку. Горы закаляют тело, воспитывают дух, испытывают разум. Но этот холод был другим. В нём чувствовалась чья-то воля… Пришлось даже одёрнуть себя. Нельзя плодить сущности.

Искомое место находилось неподалёку от парадного входа, справа, там, где здание корпуса имело небольшую выемку, в которой весьма удобно было укрыться от чьих либо взглядов, чему способствовали густые заросли кустарника, увенчанные тяжелыми шапками снега. Ежась от порывов холодного ветра, я заскочил в этот закуток и с наслаждением прикурил первую за день сигарету. Глубокая затяжка разом очистила голову от посторонних мыслей, вторая избавила от скопившегося нервного напряжения, а третья отворила мне врата в чертоги релакса. Произошедшее же следом событие можно было расценить как попытку осквернения и срыва сакрального ритуала.

— Молодой человек!!! Какая наглость!!! Вы курите?! — прогремел за моей спиной чей-то сочный и раскатистый баритон с характерным акцентом уроженца Германии.

По-военному четкий разворот «кругом» с последующим щелчком каблуками и клубами дыма, выдохнутыми прямо в лицо седеющего мужчины произвели на того неизгладимое впечатление — он буквально задохнулся от возмущения и только беззвучно разевал рот в попытках обрушить на меня следующее воззвание.

— Так точно! Разрешите угостить Вас сигаретой? — мой чеканный ответ окончательно перегрузил ему процессор — мужчина ошалело кивнул, принимая уже извлеченную из портсигара сигарету. Быстрота, наглость и натиск принесли первый успех и его следовало развить.

Повисла пауза, во время которой я внимательно осмотрел этого человека с головы до ног и пришел к выводу — гражданский специалист, не военная косточка и это меня радовало. Изящный, даже на вид дорогой костюм, длинный галстук со сложным узором, запонки на манжетах рубашки и лакированные туфли с острым носком. Уже в тот момент я был готов поспорить, что это один из наемных учителей и если вспомнить акцент, то скорее всего — преподаватель немецкого языка.

В свою очередь он тоже подверг меня осмотру, после чего переключил внимание на сигарету в своей руке, немного помялся (на благообразном лице были видны следы нешуточной внутренней борьбы) и сделал неопределенное движение этой же рукой, словно намекая мне на что-то. Намек был пойман на лету и спустя несколько секунд на одного курильщика в этом закутке стало больше.

— Вы явно новенький в этом рассаднике милитаризма, юноша, иначе не стали бы столь вольно пренебрегать правилами Школы. — заметил он после второй затяжки. — Герр Клаус. Клаус Ламарк. Преподаватель романо-германских языков. А вы…

— Курсант Леон Хаттори. Первый день обучения. — ответил я, шутливо отдавая честь двумя пальцами. — Боюсь, что в этом, как вы выразились, рассаднике милитаризма, мне придется задержаться надолго. Говорите, строгие правила?

— Да, юноша, более чем. Курение точно наказуемо, так что, на вашем месте, я бы задумался над тем, чтобы бросить эту пагубную привычку. Судя по фамилии и акценту вы не местный уроженец?

Преподаватель разговорился, да и в целом его вид больше не предвещал для меня никакой угрозы — в глазах у него мелькали веселые искорки.

— Три месяца как в России. Останусь здесь на ближайшую пару лет, а там видно будет. — ответил я, мысленно усмехаясь. Смешок получился откровенно нервным, что не могло радовать. — Надеюсь получить достойное образование, поэтому и выбрал именно эту школу.

— Оххох, вот тут Вы не прогадали, курсант. Выбор правильный, хоть и специфический. Собираетесь начать военную карьеру? — словоохотливый дядька вцепился в меня как клещ, словно соскучился по общению. Или это черта характера у него такая?

Ответить мне не дал прозвучавший звонок, призывающий на занятия. На нас он подействовал примерно одинаково — как лесные обитатели, вспугнутые звуком охотничьего рога, мы, переглянувшись, избавились от окурков и, скорым шагом поспешили в учебный корпус. Пути разошлись почти сразу, за порогом, и на прощание немец учтиво поклонился — неглубоко, как и следовало в подобной ситуации старшему.

Ответный поклон был автоматическим, неосознанным, хотя казалось, за последние месяцы я уже успел отвыкнуть от этого жеста вежливости, распространенного на исторической родине. Но привычка оказалась сильнее. Ламарк только вновь улыбнулся и одобрительно кивнул.

Разговор с Ламарком оставил двойственное впечатление, став генеральной репетицией всех будущих новых знакомств. Мне необходимо было создать о себе хорошее впечатление. От него зависело многое, в том числе и положение в обществе. Незнакомом, со своими законами и традициями, иерархичностью, как и на родине, но другом, непривычном и менее закостенелом. И то, как на самом деле в этом обществе отнесутся к ронину, я ещё не знал…

История моей семьи и рода Хаттори в целом была довольно сложной. Один из древних родов Японии, имеющий божественное происхождение и многовековую историю обладал настолько непростой судьбой, что ещё в детстве я не раз поражался тому, сколько невзгод и неудач сваливалось на головы моим предкам. Последней из них стала опала, которой род был подвергнут после Реставрации Мэйдзи. Клан Токугава очень легко отрекся от нас, как от вассалов, попутно переложив на моих предков изрядную часть вины в собственных деяниях. Критиковать их за это бессмысленно, время было такое, каждый боролся за выживание как мог.