Буржуйка - [34]

— Да, так вот, мосье Гороховый! Теперь моментально сбрасываешь с себя оковы собственной значимости. И, поскольку юридически мы оба с тобой уже трупы, — соответственно, имеем полное право взойти к престолу наместника Всевышнего, — с этими словами Платон протянул проходку на два лица озябшему швейцарскому гвардейцу на входе. — Рукопись профессора, надеюсь, при тебе?

Макс нервно хлопнул себя по карману. Левин прошептал что-то швейцарцу, тот щёлкнул каблуками и взял алебардой «на караул».

— Господа Платон Левин и Максим Стечкин! — провозгласил ливрейный лакей, распахивая лепные золочёные двери в залу.

— Ого, неужто сам Платон Левин? Это круто. Я сейчас его проведу к вам, господа! Я читала — гений, ей богу, конкретный гений контргламура! — проворковала Ларсик. Сегодня она была в длинном платье с весьма рискованным разрезом от «Армани». Евробездельники вежливо переглянулись с приличествующим случаю пиететом — мало ли, что там ещё у неё нынче за Левин. Сырков, как всегда, задерживался в Кремле по делам, и юная фаворитка ощущала себя на коне — не зря же штудировала наизусть страницами глянцевые журналы с Викой Солнцевой у себя в Коминтерне. Так что теперь — она подмигнула себе в зеркало, — пожалте бриться, битте шён, мамзель, на евроэпиляцию. Жизнь — удалась!

— Платон Левин! А мы вас так ждали. Представьте же нам своего спутника — он так интересно молчит! Не иначе, задумал теракт против хозявок? — Лариска растянула губы в покровительственной улыбке — но тут же не выдержала и шпанисто подмигнула напряжённому Максу.

— Или господин Стечкин имеет какой-то особо секретный план по спасению отечества?

— Господин имеет, — весомо ответил за Макса П.Е.Левин, соединяя тайком их левые руки под столиком с закусью. Правда, господин несколько скромен, уставши…

— Имею, — Макс, заглотив залпом бокал шампанского, приложился мокрым ртом к правой ручке юной фаворитки. Пальчики её левой в ответ под столом слегка поскребли ноготками по его ладони.

— Всё имею. Вот только совсем я не скромен, это Левин вам соврал.

Макс на долю секунды прижался к податливому горячему телу фаворитки, увлекая её за колонну.

— Идём уже, или что? — Максим понял, что с ней можно сейчас быть грубым — и не ошибся.

Госпожа Романовская, слегка кивнув ему, проследовала величественной походкой в сторону лестницы наверх, щедро раздаривая на ходу гостям жеманные улыбки. Макс, выдержав дистанцию, устремился за нею следом.

ГЛАВА 21

Du, Lumpenmamsell![1]

И.С.Тургенев.

— Винни, Винни! Толстый какой у тебя! Теперь буду Медведом тебя называть… Ух ты! Уау! Йес-с! Ну ты ваще!

— Ларсик, ма шер! Гадкая девочка! — Максим последние четверть часа только имитировал страсть, однако злодейка всё не унималась. Так они ещё и барахтались бы в недрах парчового дивана а-ля Луи-Филипп — если бы не гонг.

— А вот — кажется, к ужину звонят! — приободрился Стечкин.

— Уау! А я ведь сижу за столом по левую руку от самой госпожи Скандалли! — Лариска моментально вспорхнула с дивана и принялась наспех охорашиваться.

— Я очень страшная? Только говори правду. Ничего кроме правды, слышишь?

— Божественная! — Максим протянул к ней растопыренные волосатые пальцы.

— Так целуй же меня прямо туда, гадкий ты Винни-Пух! Медведка!

Макс, внутренне матерясь, подполз на коленях и, обхватив её за стройные ягодицы, принялся елозить лицом по ажурной глади чулок, поднимаясь от колен — и потом, как в старой песне поётся: «Всё выше, и выше, и выше…». Кружева… Всякие там резинки, подвязки… И вот — ах, боже ж ты мой…

— А-ах! — пропищала в ответ Ларсик, вжимая в себя, как вибратор, его курчавую небольшую голову.

— М-м-м… Да уж, однако… А Изяслав Ильич будет сегодня? — пробухтел Максим куда-то вглубь её алчной промежности.

— Фу ты, как щекотно! — захихикала фаворитка. — Спроси ещё раз, а то я не расслышала.

— Вот! — он извлёк из заднего кармана брюк смятую распечатку. — Передай это Изе, пожалуйста!

— Ну да, я, конечно, передам, — она скорчила обиженную гримаску и спрятала бумаги в сумочку, — А мы-то с тобой когда снова увидимся?

— Ларсик! Мы с тобой теперь скованы одной цепью, — Максим кивнул на исчезнувшие в недрах её модной сумочки бумаги.

— Это будет отныне наш с тобой пропуск в рай для двоих. «Баунти», «Севен ап»… Всё как в телевизоре. Ну, ты меня понимаешь?

— Я чо, дура? — огрызнулась по-коминтерновски Лариска, оправляя трусы. — Сказано — передам. А счас — тебе на выход, жирный мишка! Фак оф!

— Мадмуазель Романовская, все ждут только вас! — лисья физиономия лакея в дверях сочилась елеем, в то время как Макс кланялся и удалялся, про себя тихо плюясь.

Ужин в посольстве был накрыт для избранных персон и прошёл, как водится, скучновато. Блаженствовала, похоже, из приглашённых одна Лариска. Её Преосвященство госпожа Скандалли изволила несколько раз несмешно пошутить по поводу политкорректности и опостылевших всем на свете принципов американского парламентаризма. Толстый индийский посланник господин Сиджап распинался в любви к русской матрёшке, как символу многоуровневого непознаваемого Ничто, а чахлый пакистанский генерал Иди Насри стрелял в Лариску то и дело чёрными глазками-бусинками из мешковатых складок век и изредка сокрушённо цокал языком. Совсем, как Гоча в Коминтерне — короче, скука смертная. Хотя и круто — Ватикан! Наконец гости откланялись, и фаворитка хотела было также отдать хозяйке разученный накануне перед зеркалом реверанс, как вдруг госпожа Скандалли слегка поприжала её в дверях и ухватила за локоток длинными пальцами.