Бурые Маслянистые Пятна - [14]

Нет, это был отнюдь не концлагерь – люди здесь жили по своей воле, и жизнь их, может быть, совсем не похожая на ту, которую Просперо привык наблюдать в Городище, была наполнена каким-то важным содержанием и, видимо, имела какой-то пока скрытый от него смысл. Но что удивляло его больше всего, это тот творческий рабочий настрой, который охватывал всех в профилактории – никто не ходил без дела, каждый старательно выполнял свою раз и навсегда установленную функцию. Смысла в этом Просперо не находил – люди катали по двору какие-то бочки, чуть в стороне вскапывали землю, тесали невесть откуда взявшиеся бревна, строили новые бараки. Но дело было не в этом.

Главное, они делали свое дело. Просперо ясно понимал, что только он – новичок – не в состоянии понять общую задачу, тогда как каждый пихармист, так называли себя обитатели профилактория, глубоко чувствует свою необходимость и отдает все свои силы для важного общего дела.

Когда через неделю Просперо наконец-то заполнил все анкеты, ответил на все вопросы, получил все справки, его записали в толстую книгу и оставили в покое. Провалявшись целый день в кровати, он решил с утра осмотреть профилакторий.

И едва он вышел из барака, как наскочил на Коно -Тея. Просперо уже успел забыть о нем, но встретив, обрадовался – все -таки знакомый. Коно-Тей заметно изменился, держался увереннее, чувствовалось, что он вполне освоился с жизнью в профилактории. Он спешил, и в глазах его горели огоньки озабоченности и уверенности. Пока Просперо радостно болтал с ним, сетовал, что не удалось встретиться раньше, Коно-Тей становился все мрачнее. Когда же Просперо попросил показать ему профилакторий, рассказать, что нового тому удалось узнать, Коно-Тей заволновался, глаза его забеги, и он заявил, что, во -первых, при обращении к нему следует добавлять его настоящее звание – подполковник, иначе получается несолидно, панибратство никогда не доводило до добра, во -вторых, время сейчас неспокойное и без дела по профилакторию шататься не следует, а надлежит сидеть в своем бараке и ждать распоряжений, в третьих, если получили справку, то следует вместе с другими за дело приниматься, негоже противопоставлять себя коллективу, чего он, Коно-Тей, допустить никак не может…, а в четвертых, пусть немедленно предъявит справку.

Просперо предъявил.

Коно-Тей остался доволен и, отослав его в барак, сунул на прощание в руки какой-то листок.

Это оказалась листовка. Понять в ней хоть что -нибудь Просперо не смог – в листовке сообщалось о том, что проходчики успешно продвинулись еще на двести метров, что корчевщики пока не поспевают, откровенно плохо обстоит дело с засевом и просто безобразно с раскирпичиванием. В самом конце сообщалось, что через два дня на поляне перед 16 бараком состоится выступление инструктора особой секции подполковника Коно -Тея "Клопы, как тормоз прогрессивных веяний" с использованием цветных диапозитивов и выдержек из воспоминаний генерал -лейтенанта Краста.

Просперо терпеливо перечитал листовку еще раз, и у него заболела голова. Так просидел он до позднего вечера, не в силах проследить связь между клопами, которые, видимо, здорово досаждали генерал -лейтенанту Красту, если дело дошло до цветных диапозитивов, и задачами пихармизма, которые, впрочем, ему также не были ясны до конца.

Быстро наступил вечери и, окончательно запутавшийся в своих мыслях Просперо заснул. Ему приснились здоровенные, матерые клопы. Видимо, те самые, о которых собирался рассказать подполковник…

Рано утром его разбудил сердитый голос Коно-Тея. Просперо долго не мог понять, в чем дело, а потом догадался, что инспектор особой секции (Просперо с удовольствием поздравил его с повышением) при оперативной группе подполковник Коно-Тей обходит бараки вместе с подчиненными ему инструкторами, проводя плановый обход.

– Почему не на работах? – сурово спросил Коно-Тей. – Болен?

– Нет, – ответил Просперо, почему-то волнуясь. – Я Просперо. Вы разве не узнаете меня?

– Просперо?.. Хм… Кажется припоминаю, – он задумался, величественно почесывая подбородок. – Дисциплина, Просперо, всех касается, невзирая… – Он повернулся к инструкторам и сказал: – Разберитесь. И проверьте у него справки. Я думаю, он годен к раскирпичиванию.

Они ушли, а Просперо вновь остался один. Он был не в состоянии делать что -либо и поэтому просидел, уставившись в одну точку, до обеда. Но вместо обеда ему принесли толстую пачку листовок и велели распространить среди пихармистов. На этот раз в листовке говорилось о броске на 500 метров, о явной активизации раскирпичивания и о новых успехах в засеве. Особо было выделено сообщение о цикле лекций подполковника Коно -Тея.

Просперо вышел из барака и, подойдя к группе людей, катавших по поляне бочки, стал молча раздавать листовки, люди шарахались от него в сторону, но листовки брали, и Просперо вдруг неожиданно для себя понял, что все это очень напоминает задание доктора фон Заусеница. "Волк, волк!" – вспомнил он. Везде было одно и то же.

Просперо уже не помнил, откуда он взял, что профилакторий – реальная альтернатива Городищу, но когда он верил в это, ему было легче. Здесь, в профилактории, он впервые столкнулся с осмысленной деятельностью, которую, правда, был не в силах понять, но сам он тянулся к ней. Странное его смущало, он надеялся, что когда -нибудь все это обилие непонятного каким-то причудливым образом соединится между собой, и сразу все прояснится.