Буря в полдень - [8]

(С тех пор каждый раз, когда я приезжаю в новый город и кто-нибудь из друзей или знакомых предлагает мне ночлег, я защищаюсь всеми правдами и неправдами, памятуя о необычайной доброте сердечной и гостеприимстве своего старого друга…)

В СЕМЬЕ ПИСАТЕЛЕЙ

Не прошло и трех месяцев с момента падения старого строя, а в жизни каунасских литераторов и деятелей искусства произошли разительные перемены. До той поры Общество писателей несколько лет ютилось в пыльной комнатушке под лестницей в гостинице «Метрополь». Такое положение весьма точно отражало отношение власть имущих к литераторам и литературе. На содержание Театра драмы и оперы правительство давало деньги (это были репрезентационные учреждения — в оперу водили зарубежных гостей, а балет несколько раз выезжал за границу с гастролями). Но на литературе власти не надеялись заработать — не замечалось, чтобы произведениями наших писателей кто-либо интересовался за пределами Литвы. Кроме того, из сообщений департамента безопасности министры знали, что многие наши писатели не только не поддерживают фашистское правительство, а настроены против него. И не только какой-нибудь Пятрас Цвирка или Костас Корсакас{33}, а в последние годы даже Винцас Креве. Эти писатели при каждом удобном случае в своих произведениях поносят международный (а вместе с ним, надо понимать, и литовский) фашизм, выступают против поджигателей войны, а Советский Союз считают единственным серьезным врагом международной реакции, другом Литвы и других малых государств. Ясно, что поддерживать таких писателей для сметоновцев значило копать себе яму.

Уже после войны Аугустинас Грицюс{34} рассказал мне случай, свидетелем которого он был; эта история, на мой взгляд, очень ярко отображает невежество и презрение правящих кругов по отношению к литовской литературе. Однажды писатели старшего поколения, большинство из которых даже не были оппозиционерами, упросили главу кабинета министров Юозаса Тубялиса{35} принять их и выслушать их пожелания. А пожелания эти были более чем скромные. Писатели хотели, чтобы власти поддержали хоть один литературный журнал, немного расширили сеть библиотек, чтобы тиражи книг увеличились и не только издатели получали пользу от писательского труда, но и авторы поощрялись кое-каким гонораром. Фаустас Кирша{36} излагал требования писателей, а Тубялис нервно курил сигарету за сигаретой. Когда Кирша кончил, он спросил:

— Так-то это так, но вы мне скажите, написал ли кто-нибудь из литовских писателей «Фауста»?

Все были ошеломлены таким неожиданным вопросом. Уставились друг на друга, раздумывая, что ответить премьеру. А что тут ответишь, если действительно ни один «Фауста» не написал… И Тубялис, махнув рукой и оставив все еще не опомнившихся писателей одних, вышел из кабинета…

Вряд ли следует здесь говорить о материальном положении наших литераторов в то время. Было оно весьма затруднительным. Только несколько писателей, или, точнее говоря, писак, примазавшихся к официальной газете и другой печати таутининков, жили более или менее сносно. Приличнее других были обеспечены писатели старшего поколения, профессора университета — Креве, Сруога{37}, Путинас{38}. Кое-кто из самых талантливых и, конечно, продуктивных писателей, как, например, Пятрас Цвирка, пытались прожить одной литературой, но часто оказывались без цента в кармане; полиция описывала за долги стол, стулья и этажерку с книгами (другой мебели у них, как правило, не было). Время от времени их выручали премии издательств. Но таких писателей было всего лишь несколько. Другие одаренные авторы, скажем Казис Бинкис{39}, свой талант нередко разменивали на легковесные фельетоны, куплеты, различные газетные поделки. У многих были службишки, обычно мелкие, где-нибудь в канцелярии нотариуса или налоговой инспекции, в департаменте министерства. Отсидев шесть часов, вечером, ночью или в воскресенье они пытались излить на бумагу то, что скопилось в душе. Конечно, их творчество тоже частенько бывало случайным, незавершенным. Подобным было и положение писателей-учителей. Немало литераторов работало в газетах. Здесь они очень редко могли напечатать что-нибудь серьезное, продуманное, выношенное. От них требовали сенсационных описаний, дешевых репортажей, плоских рассуждений на темы политики и мещанской жизни. Писателей в Литве было немало, несколько десятков, но их продукция в основном оставалась скудной и не лучшего качества. Мало кто мог позволить себе путешествовать по миру, мало кто знал иностранные языки, мало кто получил серьезное образование.

Падение буржуазии и рождение нового строя без колебаний встретили те писатели, которые уже и раньше находились в резкой оппозиции, имели кое-какие связи с Советским Союзом и его культурой, — Пятрас Цвирка, Саломея Нерис, Витаутас Монтвила{40}, Людас Гира, Йонас Шимкус{41}, Костас Корсакас, Теофилис Тильвитис{42}, Юозас Балтушис{43}, Юлюс Бутенас{44}. Советскую Литву своими произведениями приветствовали или сделали заявление в печати Винцас Миколайтис-Путинас, Балис Сруога, Казис Бинкис, Антанас Мишкинис{45}, Витаутас Сириос Гира