Буря - [18]

— Если считаешь, что ты должен идти иди, мужчина уверенно кивнул. А за меня переживать не надо, я был главой клана утренней Зари еще до появления твоих молочных зубов и этих веснушек, так что, поступай, как считаешь нужным.

Аргон криво улыбнулся. В нем боролись разные чувства, он не хотел оставлять отца, потому что предчувствовал в беду. Но в то же время ему хотелось сорваться с места и как можно скорее пуститься в путь, чтобы заполонить сердце жизнью, чувствами, смыслом.

Юноша посмотрел на своего отца и с надеждой спросил:

— Ты проведешь нас на рассвете?

— Конечно, болван, с чувством ответил Эстоф и притянул сына к себе. Иди сюда. Они столкнулись лбами и прикрыли глаза. Я от тебя никуда не денусь, Аргон.

— Я узнаю, грозит ли нам опасность, и сразу же вернусь домой.

— Я буду ждать тебя на утесе. И на этот раз, будь добр, прилети вовремя.

ВОЛЬФМАН

Милена Барлотомей держала под руку своего сына. Их волосы блестели в утреннем свете, переливаясь золотом. Они поднимались по мраморным ступеням Станхенга. Воины провожали их взглядами, стоя на площади перед величественным каменным замком, и ни единого звука не сорвалось с их губ. Каменные сердца молчали. Город молчал.

В воздухе висела звенящая тишина.

После похоронной процессии Вольфман Барлотомей попросил мать провести его в тронный зал. Вигман не был королем, но жители Станхенга уважали его, люди до сих пор не могли прийти в себя после его внезапной смерти. После убийства и предательства. Кто бы мог подумать, что Алман лишит жизни родного брата? Милена пыталась представить, о чем он размышлял, когда вонзил клинок в сердце ее мужа, и у нее не получалось.

У главных ворот к Вольфману и Милене присоединились Эрл Догмар правая рука Вигмана Барлотомея, командующий его войска, и Хьюго Кнут главный визирь.

У Эрла Догмара на плечах сверкали вычищенные до блеска доспехи. Седина сильно просвечивалась сквозь каштановые волосы. Мужчиной он был со скверным характером. Но Вигман считал, что он никогда не вонзит ему нож в спину.

Хьюго Кнут превосходно притворялся, будто его не существует. Он был призраком в Станхенге, несмотря на свой толстый живот и нелепые, кучерявые волосы. Он любил не поддерживать беседу, а вести ее. И он возглавлял совет Вигмана. Кнут был единственным человеком, который предвидел нарастающий гнев Алмана Барлотомея. Но Вигман не мог даже в самых диких мыслях представить, что свою смерть он встретит от руки брата.

— Дядя не берет меня в расчет. Сказал Вольфман, когда они оказались в просторном тронном зале, и отошел от матери. Гигантские мраморные колонны составляли коридор на пути к трону. Также, к трону вел многочисленный ряд черных, обсидиановых ступеней. В них отражались солнечные лучи, прорывающиеся сквозь огромные, витражные окна. Зал в Станхенге был светлым, в отличие от сумрачного зала Арбора. Вот только на трон больше некому было садиться. Вольфман с грустью посмотрел на красное сиденье. Это конец?

— Конечно, нет. Решительно отрезал Эрл Догмар. Мои люди…

— … уже перебираются в лагерь Арбора, потому что, как бы отчаянно они не любили Вигмана Барлотомея, их король и король Вудстоуна Алман Барлотомей Многолетний.

Кнут сложил на животе толстые пальцы и со скучающим видом отвернулся.

— У нас нет шансов?

— Шансы всегда есть, мой юный друг. Но они ничтожно малы.

— Нельзя оставить смерть Вигмана безнаказанной. Грубый тон Догмара выдавал его с головой. Начальник войска, безумец и убийца. Он кидался в бой, не раздумывая, и часто не обращал внимания на расположение дел. Догмар должен был просто выполнять приказ, а Кнут привык приказы обдумывать. Кучерявый мужчина прищурил глаза:

— У нас мало ресурсов и нет очага воздействия.

— У нас есть преданные люди.

— Которые забудут о своей преданности, едва разговор зайдет о жизни их родных.

Вольфман посмотрел на мать. Все это время она стояла в стороне и молчала. Милена не знала, как найти в себе силы двигаться дальше. Болезненный вид сына пугал ее. Смерть мужа пугала ее. Жизнь нестерпимо пугала женщину, и она терялась в догадках: как быть с тем, что оказалось в разы опасней? Никогда прежде она не ощущала такой уязвимости, у нее даже слов не было, чтобы описать свое состояние. Травяные глаза светились гневом, а в следующее мгновение в них пылала печаль. Она горевала по мужу и мечтала отомстить за него, но еще боялась, что в погоне за местью она раньше времени потеряет и сына.

— Эта земля, эти люди… все принадлежало твоему отцу, наконец, сказала она. Руки женщины сжались в кулаки, и она медленно ступила вперед. Ее взгляд пронзил ореховые глаза сына и смягчился. Т еперь все принадлежит тебе.

— Я не король Вудстоуна.

— Ты владелец Станхенга.

— Люди не пойдут за семнадцатилетним королем, испускающим последние вздохи. Я выгляжу в их глазах слабых. Поэтому отец мертв. Потому что я не угроза.

Милена Барлотомей подошла к сыну и решительно схватила его за руки, в эту самую минуту она стала той женщиной, на которой женился младший сын Барлотомеев: ледяная леди Станхенга, Милена де Труа. Ее малахитовые глаза вспыхнули лютым гневом.

— Так докажи. Что они. Ошибаются.