Буря (сборник) - [82]
И так мы около получаса забавлялись.
Потом включили телевизор. Каналов, как и у нас, была тьма, только, в отличие от наших – все государственные, а стало быть, допущенные цензурой. У нас прежде занималось этим КГБ. Передачи, спектакли, фильмы, книжки – всё проверялось на вшивость. У них, говорят, ещё строже. Поэтому не только вшей, но и гнид, ни в одной китайской передаче не было. Артистки, как и стюардессы, все до одной были красивыми, лишь отдалённо напоминая принадлежность к своей нации. И все со вставными зубами. Своих ровных, например, как у моей Ани или у Женя, тут от сотворения мира, вероятно, не было. Такими редкозубыми, видимо, они с самого начала были запланированы. Кто же знал, что и у них появятся телевизоры? Ну и пришлось подгонять под общепринятый голливудский образец. Во всяком случае (я это сразу понял), даже на многолюдных пекинских улицах встретить подобную красоту просто немыслимо, а стало быть, никогда не появится у них, скажем, нечто подобное такому стихотворению:
По Пекину в этом плане можно ходить спокойно. Опять же, любовная лирика. Что-то ничего подобного я не слышал и ничего, кроме сборника китайской лирики о бесправии бедных девушек и женщин, под названием Шицзын, не читал. И потом та же Эля, когда возвращались после обеда, сказала, что юноша не имеет права жениться, пока не купит квартиру. И что родившую незамужнюю девушку, если она работает, тотчас же увольняют и никуда не принимают на работу. За рождение второго ребёнка полагалось платить штраф в пятьдесят тысяч юаней. Размер нашего пресловутого материнского капитала, кстати, который довольно трудно получить. Каких только препон не устраивают. Либо покупай жильё (а что на эти деньги купишь?), либо закладывай фундамент будущего дома (а на какие, спрашивается, шиши?), а потом эту сумму тебе погасят. На руки же никоим образом не дадут. Чтобы не пропили. Молодые же мамы у нас все сплошь алкоголички. Правда, с потерей тысяч в шестьдесят кое-кому и удавалось этот капитал выцарапать, но, говорят, махинации эти нередко разоблачались и за проявленную инициативу, понятно, давали ордена и медали. И получается, на словах призывают рожать, а на деле вынуждают не рожать, и постоянно нуждающихся в средствах молодых пап и мам вместе с детьми стараются всячески загнобить. Ну, и чем вы хвалитесь, президенты? Нечто подобное, правда, было и у китайцев, судя по тем же Элиным рассказам, поскольку, даже если бы кто и захотел эти пятьдесят тысяч заплатить, если он не простой смерд (а простой смерд, получающий зарплату в две, две с половиной тысячи юаней, а многие и вообще, как сказала Эля, всего восемьсот, заплатить такую сумму просто не в состоянии), а, скажем, интеллигент, инженер, преподаватель вуза, чиновник (их зарплаты на несколько порядков выше), его бы тут же уволили с работы, как подающего плохой пример.
Что касается других передач, параллельно шли два сериала: один про жизнь китайских императоров – бесконечный, второй, как нам сказали, двенадцатисерийный – про Мао Цзе Дуна. Императоры, понятно, угнетали народ, жируя в роскошных дворцах в окружении наложниц. И самым красивым из них такое житьё-бытьё, разумеется, было не по душе, и они хоть сейчас убежали бы к милому в какой-нибудь, ветхий шалаш, да злодей не пускал, вот они и переходили, вызывая жалость зрителей, из серии в серию с грустными набеленными, как в пекинской опере, лицами. Мао, естественно, был хорошим, поскольку воевал за счастье всего народа, и когда, наконец, установил справедливый строй (почему-то без нашей помощи), стал регулярно посещать больных, говорить с трибуны партийных съездов цитаты, которые издавали специальными брошюрками и заучивали наизусть; при этом, понятно, ни слова о наложницах, в которых, кроме культа личности, когда дружба с Китаем окончилась, упрекали китайского лидера наши центральные газеты: какой же, мол, это коммунизм, это же, мол, какое-то средневековье. Про китайских воробьёв тоже ни слова. В отличие от наших, например, они вместо того, чтобы клевать гусениц, выклёвывали посевы. Поэтому по призыву непогрешимого Мао их быстро вывели всех до одного. Я даже помню документальные кадры, как бедных пташек толпы народа (в одной руке палка в другой таз) гоняли по улицам до тех пор, пока обессиленные птицы не падали замертво и их не увозили на мясокомбинат целыми грузовиками. Может быть, поэтому не только воробьёёв, а вообще никаких птиц я пока не заметил. Никакой живности вообще, ни кошек, ни собак беспризорных – ничего подобного на мои глаза пока не попалось. Ответ напрашивался один – съели. Ну, если у них имеются блюда из змей, крокодилов, голубей, пауков, червяков… Наших ручных голубей, кстати, Эля рассказывала, её китайские сокурсники по иркутскому университету, регулярно отлавливали и ели. Так что, когда китайцы нас завоюют, голубей в России уже не будет.
Листая программы, неожиданно наткнулся на китайский конкурс «Алло, мы ищем таланты». Как и у нас, просмотр происходил в присутствии зрителей, только в жюри сидело всего двое – он, иногда со смаком произносивший в конце очередного выступления «ес» и она, понятно, красавица, всё время с ним соглашалась. И ничего бы особенного в этом не было, кабы не таблички. Как заключённые в лагере, каждый новый претендент на роль будущей китайской звёзды выходил с табличкой на шее, на которой был написан номер, скажем, 400621-ый. И я сначала своим глазам не поверил.
Чугунов Владимир Аркадьевич родился в 1954 году в Нижнем Новгороде, служил в ГСВГ (ГДР), работал на Горьковском автозаводе, Горьковском заводе аппаратуры связи им. Попова, старателем в Иркутской, Амурской, Кемеровской областях, Алтайском крае. Пас коров, работал водителем в сельском хозяйстве, пожарником. Играл в вокально-инструментальном ансамбле, гастролировал. Всё это нашло отражение в творчестве писателя. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Член Союза писателей России. Автор книг прозы: «Русские мальчики», «Мечтатель», «Молодые», «Невеста», «Причастие», «Плач Адама», «Наши любимые», «Запущенный сад», «Буря», «Провинциальный апокалипсис» и других.
В биографии любого человека юность является эпицентром особого психологического накала. Это — период становления личности, когда детское созерцание начинает интуитивно ощущать таинственность мира и, приближаясь к загадкам бытия, катастрофично перестраивается. Неизбежность этого приближения диктуется обоюдностью притяжения: тайна взывает к юноше, а юноша взыскует тайны. Картина такого психологического взрыва является центральным сюжетом романа «Мечтатель». Повесть «Буря» тоже о любви, но уже иной, взрослой, которая приходит к главному герою в результате неожиданной семейной драмы, которая переворачивает не только его жизнь, но и жизнь всей семьи, а также семьи его единственной и горячо любимой дочери.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.