Буря мечей. Пир стервятников - [19]

— Сир Григор, — шептала она, засыпая, — Дансен, Полливер, Рафф-Красавчик, Щекотун… Пес…

Ей стали сниться красные, свирепые сны. Там были Скоморохи, не меньше четырех: бледный лиссениец и черный уроженец Иба с топором, покрытый шрамами дотракийский табунщик Игго и дорниец, имени которого она не знала. Они ехали сквозь струи дождя в ржавеющих кольчугах и мокрой коже, и мечи с топорами побрякивали у их седел. Они думали, что охотятся за ней — Арья знала это с той твердой уверенностью, которую чувствуешь во сне, — но на самом деле это она охотилась за ними.

Во сне она была не девочкой, а волчицей, огромной и могучей, и когда она выскочила перед ними из леса, оскалила зубы и тихо, рокочуще зарычала, ее обдало едким запахом страха — и лошадиного, и человечьего. Конь лиссенийца взвился на дыбы и заржал в ужасе, всадники закричали что-то на человеческом языке, но сделать ничего не успели: из дождя и мрака выскочили другие волки, целая стая, тощие, мокрые и тихие.

Бой был коротким, но кровавым. Обросший волосами человек упал, схватившись за топор, черный умер, натягивая лук, бледный попытался бежать. Но ее братья и сестры догнали его, окружили со всех сторон, хватая за ноги его коня, и перегрызли глотку упавшему наземь седоку.

Только табунщик с колокольцами в косах показал себя молодцом. Его конь лягнул в голову одну из ее сестер, а сам он чуть ли не пополам разрубил другого волка своим кривым серебряным когтем, и его колокольчики звенели.

Она, охваченная яростью, прыгнула ему на спину и вышибла его головой вперед из седла. При падении ее челюсти сомкнулись на его руке, зубы пронзили кожаный рукав, шерсть и мягкое мясо. Они ударились оземь, и она свирепо мотнула головой, оторвав руку от плеча, ликуя, она принялась трясти ею туда-сюда, разбрызгивая теплые красные капли среди холодных, черных дождевых струй.

Тирион

Он проснулся от скрипа старых железных петель и сам проскрипел:

— Кто там? — Хорошо, что хотя бы голос вернулся к нему, даже такой слабый и хриплый. Лихорадка все еще трепала его, и Тирион не знал, который теперь час. Сколько он проспал на этот раз? Какая слабость, будь она проклята, какая мерзкая слабость. — Кто? — повторил он погромче. В открытую дверь проникал свет от факела, но в комнате горел только огарок свечи рядом с постелью.

Увидев направляющуюся к нему фигуру, Тирион вздрогнул. Здесь, в крепости Мейегора, все слуги получают жалованье от королевы, и любой посетитель может оказаться еще одним наемником Серсеи, посланным довершить начатую сиром Мендоном работу.

Гость, выйдя на свет, разглядел бледное лицо карлика и хмыкнул.

— Ты, видать, порезался, когда брился?

Тирион потрогал глубокий шрам, бегущий от брови до самой челюсти через то, что осталось от его носа. Рубец все еще оставался сырым и теплым на ощупь.

— Угу. Очень уж бритва острая попалась.

Бронн вымыл и зачесал назад свои угольно-черные волосы. На нем были высокие сапоги из мягкой, хорошо выделанной кожи, широкий пояс с серебряными вставками, плечи покрывал плащ из бледно-зеленого шелка. На темно-сером шерстяном дублете была вышита наискосок ярко-зеленая пылающая цепь.

— Где ты был? — спросил его Тирион. — Я посылал за тобой еще пару недель назад.

— Ну нет, не больше четырех дней — и я был здесь уже дважды, но ты лежал как мертвый.

— И все же я жив, вопреки стараниям моей дражайшей сестрицы. — Этого, пожалуй, не следовало говорить вслух, но Тириону было уже все равно. За попыткой сира Мендона убить его стояла Серсея, он это нутром чуял. — Что это за пакость такая у тебя на груди?

— Моя рыцарская эмблема, — ухмыльнулся Бронн. — Горящая зеленая цепь на дымчато-сером поле. Милостью твоего лорда-отца я теперь Бронн Черноводный — не забывай об этом, Бес.

Тирион уперся руками в перину и приподнялся, опершись спиной не подушки.

— А ведь это я обещал сделать тебя рыцарем, помнишь? — Выражение «милостью твоего лорда-отца» крепко не понравилось Тириону. Лорд Тайвин даром времени не теряет. Смысл того, что он убрал сына из башни Десницы и занял ее сам, всякому понятен, а вот и еще одно послание в том же духе. — Я потерял половину носа, а ты приобрел рыцарское звание. Богам за многое придется ответить. Отец сам тебя посвятил?

— Нет. Нас всех, уцелевших в бою у заградительных башен, помазал верховный септон, а в рыцари посвятили королевские гвардейцы. Полдня на это ухлопали — ведь Белых Мечей всего трое осталось.

— Сир Мендон погиб в бою, я знаю. — (Под скинул его в реку за мгновение до того, как этот ублюдок чуть было не проткнул мечом мое сердце.) — Кого еще недостает?

— Пса. Этот жив, просто сбежал. Золотые плащи говорят, что он струсил и ты возглавил вылазку вместо него.

(Не самая лучшая моя мысль.) Тирион нахмурился, заставив натянуться свежий рубец, и указал Бронну на стул.

— Моя сестра, как видно, думает, что я гриб. Держит меня в темноте и пичкает дерьмом. Под славный малый, но язык у него завязан узлом величиной с Бобровый Утес, и я не верю половине того, что он мне рассказывает. Я послал его за сиром Джаселином, а он вернулся и сказал, что тот мертв.

— Верно, мертв, как и тысячи других.