Буря - [98]

— И я не пробовала, — наконец, подала голос Света.

От неё, как от печи, несло жаром. Или это от меня несло.

— Тогда давайте попробуем. Надо бы сразу наоборот.

— Почему?

— Градусы не понижают, а повышают. Ну, да, они, кажется, почти одного состава. Так сказать, тот же чёрный кофе, только со сгущённым молоком.

Я извлёк из чемодана бутылку ликёра.

— Ли, ты что будешь?

— Коньяк.

— И я коньяк.

— А мне ликёра, — сказала дочь. — Я уже пробовала. От такого спиться можно.

— Прямо заинтриговали.

Ликёр пришёлся по вкусу.

— И закусывать не надо.

— Напиток для вельможных дам.

— Что ж, хотя бы на полчаса побудем вельможными дамами.

— Ли, подтверди, участницы струнного квартета самые изящные из всех наших дам.

— О, да!

— Спасибо.

— За ваше здоровье! И за твоё, Ли! Или, как там по-старинному — «многая лета»?

— А давай споём им «многая лета»? — предложила дочь.

И мы на два голоса пропели: «Многая лета!»

— Как у вас здорово получается! Вы, случайно, не в церкви служите?

— Служили.

— Серьёзно?

— Уж куда серьёзнее. Но… это уже в прошлом.

— А я так с пятнадцати лет в архиерейском хоре с мамой пела. И муж у меня был священником.

— И что случилось?

— Это не интересно, — вклинился я. — В общем, он уехал в Иерусалим, и там пропал без вести.

— А с мамой что случилось?

— На машине разбилась.

— Женя, — сказал я с укором, — может, хватит об этом?

— Нет, а всё-таки, что произошло? — спросила Света. — Тем более что вы сказали, что это в прошлом, это что означает?

— Как вам сказать… Мы плыли на корабле и началась буря. Да-а! А во время бури кораблекрушение. У Шекспира, кстати, есть пьеса «Буря». Мы из неё даже сценку на новогоднем вечере когда-то поставили. Так в этой пьесе рассказывается о том, как во время бури, когда, скажем, я по верёвочной лестнице (видели в кино верёвочные лестницы на парусниках?), так вот, когда я полез на мачту, чтобы свернуть парус, от сильно напора ветра мачта обломилась, и я вместе с ней улетел в море, остальных, кого смыло, кто сам кинулся в пучину с гибнущего корабля. Но никто не утонул. Так заранее было задумано. Потом скажу, кем. И так кто на чём спаслись, попав на не совсем необитаемый остров, скажем, недалеко от Китая. Один матрос даже умудрился спастись на бочке с хересом. На этом острове жил чудом уцелевший от казни китайский император по имени Ли Чао — его звали так же, как и тебя, Ли. И жил он на острове не один, а с дочерью уже много лет. За это время, овладев магией, он подчинил духа по имени Ариэль. Может, кто помнит фильм про Ариэля? Нет? Ну, это неважно. Так этот Ариэль и устроил на море бурю, чтобы незаконно захвативший престол родной брат императора, плывущий на нашем корабле, наконец, попал на остров, и таким образом свершилось бы правосудие. Остальные были не причём, но, как говорится, попали под горячую руку. С высших сил не принято требовать справедливости, хотя, собственно, никто не пострадал. До появления твоего тёзки, Ли, хозяином острова было чудище по имени Калибан. Твой тёзка его тоже себе подчинил, превратив в недовольного, ропщущего на судьбу и желающего хозяину смерти, раба. Это ведь только христианским рабам запрещено желать смерти угнетателям, потому что нет власти не от Бога, ну а Калибан был созданием непросвещённым, никто ему про это спасительное смирение не рассказал, вот он и роптал. И когда спасшийся на бочке с хересом матрос дал ему глотнуть вина, Калибан тут же провозгласил его своим богом, попом, и царём, а себя — лизальщиком его сапог. У нас это сейчас в большом почёте, Ли. Так этот матрос со своим дружком научили его песне, которой я и хочу закончить свой рассказ: «Чихать на всё, плевать на всё, — свободны мысли наши!»

— И что это означает?

— А ты, как думаешь, Ли?

— Ты раньше жил во дворце, но твоего царя свергли, и ты очутился в Китае.

— Железная логика.

— Только пессимистического настроения нам не хватало, — заметила Таня.

— Я тоже считаю, что для пессимизма повода нет, — поддержал Ли.

— Вы так считаете? Тогда за победу! В том числе и над фашистами!

Я налил женщинам ликёру, нам с Ли коньяку.

— Ну, как у нас говорят, поехали? А у вас, Ли, как говорят?

— У нас, прежде чем выпить, трижды макают палец в пиалу с водкой и после каждого очередного макания возвращают пиалу тому, кто её подаёт, и только после третьего предложения делают один глоток, всего один.

— И большая пиала?

— Примерно с вашу маленькую розетку под варенье.

— Ну, такую пиалу, что одним глотком не выпить? Когда-то на проводах одноклассника я залпом выпил целый стакан. Целый гранёный стакан водки, Ли!

— Зачем?

— Чтобы доказать, что я мужчина.

— И доказал?

— О, всю ночь в блевотине валялся!

— Блевотина — это что-то очень приятное?

— Ха-ха-ха-ха! — захохотали все разом.

— Я сказал какую-нибудь глупость, да?

— Ты нас просто зарезал, Ли!

— Я? Но я никогда бы не позволил себе этого сделать.

— Верю. За русско-китайскую дружбу, Ли! За то, чего больше всего на свете боятся американцы!

— Да, у нас когда-то было отношение к вам, как к старшим братьям. Вы дали нам государственность. В Китае это помнят. Американцам у нас не верят. Даже эмигранты деньги в американских банках не хранят. Но что касается вас… Отец даже переписывался с русским до моего рождения, и они посылали друг другу подарки. Многие тогда в Китае переписывались с русскими. Мы тогда с вами дружили…