Бурное море - [54]

Шрифт
Интервал

Ввалились в кубрик Казя Базя и Бес, тоже возбужденные, особенно Бес, он горел весь.

— Га-га-га! Архиконгениально. Га-га-га!

— Что с ахтерпиком? — Я присел на койке, смотрел, как Женя переодевается.

— Качаем потихоньку... Теперь не страшно, сейнер пустой. — Женя стаскивал темное от пота теплое белье; какое же у него все-таки красивое тело: хоть руки, хоть спина, хоть живот. Черт возьми! Сфотографировать бы! Мышцы после напряженной работы вздулись и резко обозначились под тонкой чистой кожей... Какая красота!

— А Серега молчит?

— А что ему еще делать?

Пересилив телесную тяжесть, поднялся в рубку. Дед стоял на руле, Джеламан колдовал над картой.

— Если бы ты видел, чиф, как мы водичку шуровали! — сказал дед.

— В колхоз?

— На ремонт, — ответил Джеламан и замурлыкал свою неизменную песенку, что всегда с ним бывает при «нормальном» — если считать, что на море нет оценки «отлично» и «сверхотлично», — настроении: «Не надейся, рыбак, на погоду, а надейся на парус тугой...»

— Давай поведу, — обратился я к деду.

— Да дубей. Я сам. Тебе на берегу хлопот хватит.

— Тогда зачем разбудили?

Злая буря шаланду качает,
Мать выходит и смотрит во тьму...

V

После, когда прошло много времени, я пытался восстановить в памяти и понять, разобраться, что же со мною тогда происходило? Положим, я был на предельной усталости, положим, и многодневная бессонница сделала мозг ненормальным, но ведь сейнер мог пойти ко дну... И случись в той горячке несчастье, про меня могли бы и забыть. Почему же не было страха, почему страх не выгнал меня из кубрика вслед за Джеламаном, когда он прыгнул в кубрик за робой? Страх ведь дело серьезное.

Никак не могу найти ответ!

СЛОМАЛСЯ

I

Когда мы пришли в колхоз, диспетчерша сказала, что Леха Светлов лежит в пустой квартире один, что Катерина уехала, и он теперь не похож на человека. Я понял, что человек сломался. Времени у меня почти не было, но я все-таки пошел к нему.

В квартире дверь была открыта, на нечистом полу валялись разбросанные игрушки, старенькие детские вещички, ненужная поношенная обувь и одежда — следы горячего бегства. Неловко вывернув руку, вниз лицом лежал сам Леха посреди этого всего. Я повернул его на спину: глаза были закрыты, лицо и губы бледные. Он поскрипывал зубами и время от времени шумно вздыхал. Я положил его на сетку пустой кровати, под голову сунул что-то из одежды. Прикрыл дверь и уселся на стул. Закурил.

Неделю назад у него на сейнере произошло «ЧП»: команда отказалась выходить на палубу и требовала, чтобы он гнал судно в колхоз. Он не сразу подчинился, дня два они болтались у плавбазы на бакштове: команда валялась по койкам, жевала сухари — на судне не топилось, не варилось, даже не было света. Леха в одиночестве возился с неводом, растаскивал его по площадке, рассматривал, промерял, менял грузила и наплавы. Подолгу просиживал на борту, смотрел на невод и курил папиросу за папиросой.

Потом пришло указание из правления колхоза уводить сейнер с моря, был самый рунный ход трески.

II

В этом году Леху будто заколдовал кто: не пошла у него рыба, и все — и ничем не объяснишь и никаких причин не придумаешь. Уж половина флота добивала первую половину годового плана, а наша «Четверка», Сигаев «Два раза пятнадцать» и николаевские «Две двойки» добивали уже годовые планы, а у Лехи где-то пять-шесть грузов всего, хоть весь флот знал, как он старается.

С самых первых дней путины ему не повезло.

Вот хоть глубинная камбала. Мы на своей «улитке» по грузу за замет брали, а он не мог. Прибежал он на место один из первых с удлиненными ваерами — Джеламан ему первому «позвонил», они с ним давнишние кореши, — а взять не мог ни одного груза за неделю. Мечет невод вслед за нами, ну прямо след в след, мы не знаем, куда рыбу девать, а у него или зацеп, или порвался, или... полкутца всего поднимает. Ложится в дрейф, проверяет невод, промеряет ваера, все будто нормально. Пошел в замет — вытаскивает полный невод мусора. Мечет второй раз — вытаскивает располосованный от сквера до кутца невод: за скалу зацепился. А ведь починка и переоснащение невода занимает иногда несколько дней.

Как-то он не выдержал, подошел к нашему борту, позвал Джеламана. Я, Казя Базя и Бес тоже перебрались к нему на борт, стали с ихней командой проверять все оснащение невода, ваеров, буя. Правда, один ваер оказался незначительно короче другого, но это еще не причина пустырей, при разной длине ваеров невод работает только одним крылом, но работает же! Сделали мы все, сделали все, как у нас.

— Фу, черт, — сказал Леха, — уже и метать боюсь, до того надоело все...

— Давай мы подождем, посмотрим, — сказал Джеламан, — сдача не убежит. — Мы уже загружены рыбой были.

Пошел он в замет — зацепился. Поднял куски от невода. Мы пошли на сдачу, они легли в дрейф исправлять свое горе.

Потом, через неделю после этого случая, Сигай дал ему свой невод — у Сигая всегда запасные есть. И сигаевским неводом он ничего не поймал.

Ну ладно, в начале путины неудачи — с кем не бывает: команда не сработалась — тут ведь нужна дьявольская слаженность, быстрота и сообразительность хоть при выметке, хоть при выборке, ничего же нельзя предвидеть и предугадать, особенно в плохую погоду; сам капитан не набил руку подлаживаться под течение, вовремя менять хода при подрыве невода от грунта и при закрытии его, после того как невод там что-то поймает; эхолот не вымерен или показывает не ту глубину; сам «огород» еще не изучен — кто его знает, какие там валуны, скалы или плиты на грунте, площадь при замете захватываешь больше двух километров, а эхолот показывает только то, что под судном; случайности какие-нибудь — всякое может быть.


Еще от автора Николай Прокофьевич Рыжих
Избранное

Камчатский писатель Николай Рыжих более двадцати лет плавает на рыболовецких сейнерах и траулерах. Мир сурового трудового морского братства хорошо знаком ему, настолько вошел в его жизнь, что стал главной темой творчества писателя. Николай Рыжих имеет дело со сложившимися характерами, с рыбаками многоопытными, о ком выразительно говорят их продубленные ветрами лица, светлые, несколько усталые и все понимающие глаза, натруженные руки: «В поперечных и продольных трещинах, с зажившими и незажившими шрамами и ссадинами, заклеенными в некоторых местах изоляционной лентой, в потеках слизи, панцирных клетках грязи, смолы, чешуи, соли и ржавчины».


Рекомендуем почитать
Прогулки с Вольфом

В 1950 году несколько семей американских пацифистов-квакеров, несогласных с введением закона об обязательной воинской повинности, уезжают жить в Коста-Рику. Их община поселяется в глуши тропических лесов. Шаг за шагом они налаживают быт: создают фермы, строят дороги, школу, электростанцию, завод. Постепенно осознавая необходимость защиты уникальной природы этого благословенного края, они создают заповедник, который привлекает биологов со всего мира и становится жемчужиной экологического туризма.


Чехия. Инструкция по эксплуатации

Это книга о чешской истории (особенно недавней), о чешских мифах и легендах, о темных страницах прошлого страны, о чешских комплексах и событиях, о которых сегодня говорят там довольно неохотно. А кроме того, это книга замечательного человека, обладающего огромным знанием, написана с с типично чешским чувством юмора. Одновременно можно ездить по Чехии, держа ее на коленях, потому что книга соответствует почти всем требования типичного гида. Многие факты для нашего читателя (русскоязычного), думаю малоизвестны и весьма интересны.


Бессмертным Путем святого Иакова. О паломничестве к одной из трех величайших христианских святынь

Жан-Кристоф Рюфен, писатель, врач, дипломат, член Французской академии, в настоящей книге вспоминает, как он ходил паломником к мощам апостола Иакова в испанский город Сантьяго-де-Компостела. Рюфен прошел пешком более восьмисот километров через Страну Басков, вдоль морского побережья по провинции Кантабрия, миновал поля и горы Астурии и Галисии. В своих путевых заметках он рассказывает, что видел и пережил за долгие недели пути: здесь и описания природы, и уличные сценки, и характеристики спутников автора, и философские размышления.


Утерянное Евангелие. Книга 1

Вниманию читателей предлагается первая книга трилогии «Утерянное Евангелие», в которой автор, известный журналист Константин Стогний, открылся с неожиданной стороны. До сих пор его знали как криминалиста, исследователя и путешественника. В новой трилогии собран уникальный исторический материал. Некоторые факты публикуются впервые. Все это подано в легкой приключенческой форме. Уже известный по предыдущим книгам, главный герой Виктор Лавров пытается решить не только проблемы, которые ставит перед ним жизнь, но и сложные философские и нравственные задачи.


Выиграть жизнь

Приглашаем наших читателей в увлекательный мир путешествий, инициации, тайн, в загадочную страну приключений, где вашими спутниками будут древние знания и современные открытия. Виталий Сундаков – первый иностранец, прошедший посвящение "Выиграть жизнь" в племени уичолей и ставший "внуком" вождя Дона Аполонио Карильо. прототипа Дона Хуана. Автор книги раскрывает как очевидец и посвященный то. о чем Кастанеда лишь догадывался, синтезируя как этнолог и исследователь древние обряды п ритуалы в жизни современных индейских племен.


Александр Кучин. Русский у Амундсена

Александр Степанович Кучин – полярный исследователь, гидрограф, капитан, единственный русский, включённый в экспедицию Р. Амундсена на Южный полюс по рекомендации Ф. Нансена. Он погиб в экспедиции В. Русанова в возрасте 25 лет. Молодой капитан русановского «Геркулеса», Кучин владел норвежским языком, составил русско-норвежский словарь морских терминов, вёл дневниковые записи. До настоящего времени не существовало ни одной монографии, рассказывающей о жизни этого замечательного человека, безусловно достойного памяти и уважения потомков.Автор книги, сотрудник Архангельского краеведческого музея Людмила Анатольевна Симакова, многие годы занимающаяся исследованием жизни Александра Кучина, собрала интересные материалы о нём, а также обнаружила ранее неизвестные архивные документы.Написанная ею книга дополнена редкими фотографиями и дневником А. Кучина, а также снабжена послесловием профессора П. Боярского.