Буридан - [94]

Это длилось недолго. Дверь хижины резко распахнулась, появилась чья-то тень, и голос Бигорна спокойно произнес:

— Они здесь, поднимаются!

— Тревога! — сказал Буридан, расталкивая двух сонь.

Уже через пару секунд все были на ногах и, похватав свои верные клинки, выбежали за дверь.

— Явиться в самый сладкий момент нашего сна, — проворчал Гийом. — Негодяи дорого мне за это заплатят.

— Да, — беззаботно промолвил Рике, — они заслуживают того, чтобы тоже поспать крепким сном, который, в их случае, будет длиться вечно. Так мы даже проявим по отношению к ним великодушие, так как.

Развить свою мысль Рике не успел. Ночную тишину разорвал душераздирающий крик. В ту же секунду заметались тени, послышались вопли, Рике и Буридан схватились с теми, кто поднимался.

— А ну прочь, бродяги! — проревел голос, который Буридан тотчас же узнал.

Голос Валуа! Голос его отца!..

Конь графа взвился на дыбы. Буридан отпрянул и повернулся к другому всаднику.

Ужасная буря из лошадей и людей завертелась в сумерках; кинжалы отбрасывали молниеносные отблески, голоса Гийома и Рике изрыгали ругательства, которые могли бы обратить в бегство целую армию демонов. Топот, лязг, крики, стоны. Так же внезапно все вдруг стихло.

Схватка длилась не более десяти минут.

Лишь какая-то тень стремительно спускалась по склону горы, растворяясь в глубинах ночи, тогда как до Буридана все еще доносились сдавленные рыдания и гневные проклятия.

Эта тень — то был убегающий Валуа.

Валуа внезапно ощутил, что ноги его коня подкашиваются: получив удар кинжалом в грудь, животное упало. Со шпагой в руке, мертвеннобледный, дрожащий от ярости, граф выбрался из-под лошади и увидел, что окружен четырьмя мужчинами. Быстро оглядевшись, он понял, что остался один! Его спутники или бежали, или были уже мертвы!..

Гийом занес кинжал над Валуа, который не сделал даже жеста, чтобы защитить свою жизнь. Неистовая рука перехватила руку Гийома, и странный голос прохрипел:

— Бегите, сударь, бегите, это все, что может сделать для вас сын!..

Валуа узнал голос Буридана!.. С проклятием граф отскочил назад и побежал.

Буридан и его люди осмотрелись вокруг. Все были живы; разве что плечо Гийома Бурраска, который что-то бурчал себе под нос, вытирая пот со лба, украшал теперь глубокий порез; Буридану распороли ножом левую руку; что до сидевшего на большом камне Рике, то, оглушенный опустившейся на его голову палицей, он все еще пребывал в некотором оцепенении. Но когда Гийом подошел к нему, он увидел, что обе ноги Рике стоят на спине жандарма, в боку которого, под кирасой, торчал всаженный по самую рукоять кинжал.

— Он хотел меня укокошить, — пояснил Рике.

Что до Бигорна, тот связывал некого человека, который, вероятно, был без сознания, поскольку не шевелился.

Мрачный, с изможденным лицом, Буридан по-прежнему смотрел в том направлении, где исчез Валуа. В голове у него крутились мысли, отягощенные ужасной печалью. Ни победа, ни даже тот факт, что он спас Миртиль, его не успокаивали. Он страдал, как страдал тогда, когда в Нельской башне Бигорн сказал ему: «Ты не можешь убить этого человека, так как этот человек — твой отец». Вся та борьба, которую Буридан вел против Валуа, казалась жестокой игрой Судьбы, которой, если верить античным поэтам, нравится противиться законам природы и по своему усмотрению лавировать между кровосмесителями и отцеубийцами.

Наконец юноша тяжело вздохнул и прошептал:

— Возможно, я умру, но я не отцеубийца!

Не сдержав дрожи, усиленно пытаясь выбросить из головы эти мрачные мысли, он повернулся к товарищам и увидел, что Гийом, с горем пополам перевязав плечо, занимается тем, что собирает лошадей, чьи всадники лежали на земле, не подавая признаков жизни.

— Ну вот, милейший, — говорил в этот момент Ланселот Бигорн, — так-то ты не двинешь уже ни рукой, ни ногой. Отличная добыча, сеньор Буридан!..

Бигорн не стал попрекать Буридана тем, что тот вновь отпустил Валуа. Судя по всему, он смутно догадывался о том, что происходит в душе юноши.

Буридан подошел, склонился над связанным Ланселотом человеком и при слабом свете звезд узнал его.

— Страгильдо! — прошептал он голосом, от которого охранник хищников, будь он в состоянии слышать, непременно бы содрогнулся.

— Собственной персоной! — подтвердил Бигорн.

— Неужели мертв?..

— Мертв! Нет. По крайней мере, надеюсь, что нет, клянусь святым Варнавой! Вот только произошло следующее. В тот момент, когда нас атаковали, я сразу же узнал моего человека. И это вам доказывает, сеньор Буридан, что моя логика — верная логика, и что я рассуждал правильно, когда говорил, что этот мерзавец, должно быть, вычислил прибежище нашей очаровательной мадемуазель. Короче, узнал я его, но, сказать по правде, он тоже меня узнал. Похоже, мы с ним испытываем чувства братской дружбы, так как, едва он меня заприметил, как, дабы засвидетельствовать свою радость, спрыгнул с лошади, чтобы броситься в мои объятья. Я бью ему головкой эфеса рапиры по запястью, он испускает вопль и роняет кинжал; затем — так ему не терпелось меня обнять — хватает меня. Но убить меня он уже не мог. Я тоже не хотел его убивать, так что мы обнялись. Да как крепко!.. Полагаю, я в этих объятиях сломал себе пару ребер. Но если уж прижимаешь человека к груди, то прижимай от души… В общем, так я его и сжимал, и по истечении какого-то времени, которое мне показалось таким же долгим, как безлунная ночь, я с радостью вдруг ощутил, что мой приятель слабеет, начинает задыхаться и падает на траву, где я его и связал уже надлежащим образом. Так-то вот.