Буридан - [109]
Этот-то яд и поразил Маргариту. Его капли, которые смешались с каплями воды, убить не могли, но сохранили достаточную силу, чтобы вызвать нервное расстройство.
Это расстройство всего за несколько секунд сделалось общим: зрение, обоняние, осязание ухудшились, и случился самый настоящий приступ невменяемости.
Потому-то Маргарита и увидела на платформе Нельской башни некого человека и приняла этого человека за Готье д'Онэ. Задрожав, бедняжка пробормотала:
— Готье! Тот, кто меня проклял! О, я так и знала, что рано или поздно это проклятие меня настигнет!.. Он умоляет меня.
Страгильдо, не закрывай мешок, я не хочу, чтобы этих несчастных сбрасывали вниз. Довольно жертв! Довольно убийств! Боже всемогущий, довольно!.. Слишком поздно! Он их сбросил!..
На башне появился Страгильдо и начал запихивать в мешок тела братьев. Маргарита отчетливо видела детали этой отвратительной операции. Она слышала смех Страгильдо, наблюдала за тем, как он зашивает мешок, без особых усилий приподнимает и сбрасывает в Сену. Маргарита услышала душераздирающий крик.
И внезапно наступила ночь. Солнце исчезло. Дневной свет погас. То была ночь, подобная той, в которую Готье и Филипп действительно были сброшены в реку. Несмотря на сгустившиеся перед глазами сумерки, Маргарита продолжала видеть с ужасной ясностью, видеть, что происходит под водой, слышать голоса на дне Сены!..
— Брат, ты умер?.. Эй, Филипп! Бедный Филипп!..
То были рыдания Готье.
Вцепившись обеими руками в решетку окна, охваченная ужасом, с шевелящимися от страха волосами и вылезшими из орбит глазами, Маргарита смотрела и слушала!..
— Подожди, брат, я распорю этот мешок, выйду, поднимусь наверх, в Большую башню Лувра, и отомщу за тебя, придушив эту развратницу.
И она увидела!..
Увидела, как Готье распарывает мешок кинжалом, возникает на поверхности воды и идет по воде.
Он смотрел на Маргариту. Он шел к ней.
Королева собрала те немногие силы, что у нее оставались, опустила раму, задернула занавески и, шатаясь, отошла от оконного проема.
— Он не сможет войти, потому что я закрыла окно, — прошептала она.
Маргарита упала на кровать, где и осталась лежать — дрожащая, трепещущая. Сколько времени она там пролежала? Часы, дни, быть может!.. Но для нее это была все та же минута.
Вдруг она выпрямилась, поднесла руки к вискам и прохрипела:
— Я слышу: он поднимается! Не дайте ему войти! Ко мне, Людовик!.. Пощадите!..
Она попыталась соскочить с кровати, но страх был велик. Ее будто парализовало. Она отчетливо слышала Готье, который, войдя в Лувр, направился прямиком к Большой башне, слышала, как он начал подниматься.
Внезапно дверь открылась.
Маргарита выставила перед собой руки, чтобы оттолкнуть ужасное видение, но видение, тщательно заперев дверь, подошло, склонилось над ней. Но на сей раз ирреальное видение становилось явью.
Так как дверь действительно открылась; к Маргарите действительно подходил человек, склонялся над нею. И человеком этим был Валуа.
Он задрожал от испуга.
Перед ним была уже не Маргарита; эта ужасно исхудавшая, полумертвая от голода, сама почти призрак, — в самом ли деле то была божественно прекрасная Маргарита Бургундская?..
Но тотчас же слабый лучик жалости, что пробудилась в сердце этого человека, потух. Маргарита умирала, да! Но она еще не была мертва! Она могла говорить, могла погубить его!
Он вытер выступивший на лбу пот и пробормотал:
— Маргарита, нужно выпить этот яд.
Она нашла в себе силы закричать:
— Смилуйся, Готье, пощади! Ты меня не убьешь! Я. Но ты ведь не Готье!.. Кто ты?.. А! Я тебя узнаю! Ты — Валуа!..
Расхохотавшись, она завопила:
— Валуа! Мой любовник! А! Только его не хватало моей агонии!..
— Замолчи! — прорычал Валуа, бросая обезумевший взгляд на дверь.
— Мой любовник! — прокричала Маргарита. — Все идите сюда! Призраки тех, кого я любила, и ты тоже, Буридан! И ты, Филипп! И ты, Готье! Входите, я хочу.
Голос вдруг изменил ей. Испуганный Валуа сперва схватил кинжал, но тут же его отбросил. Крови быть не должно!.. Растерянно озираясь, он поискал, как убить Маргариту, и неожиданно нашел!..
Волосы, восхитительные волосы Маргариты — он схватил их, скрутил в веревки и затянул вокруг ее шеи, сжал, завязал эти веревки узлом. Начал сжимать сильнее. Затем медленно, распутал узел, уложил волосы на плечи. Смертельно побледнев, он наклонился еще ниже, настолько, что почти прикоснулся ко рту Маргариты, и яростно зарычал, увидев, что она все еще дышит. Слабый звук сорвался с распухших губ королевы. И Валуа уловил последний вздох, последние слова Маргариты Бургундской:
— Миртиль, святые и ангелы… сжальтесь над Миртиль… защитите мою дочь…
Ее пробила легкая дрожь, и она затихла — навсегда.
Валуа, не отводя глаз от трупа, медленно отступил к двери и прислонился к ней. Так, думая о чем-то своем, он простоял примерно с час, затем — белый как мел — вышел, вернулся в кабинет короля, склонился над племянником и промолвил:
