Буревестники - [38]

После каждой фразы Новицкий поджимал губы и делал паузу, подчёркивая тем самым значительность сказанного. Перечислив все обязанности нижних чинов артиллерии и все кары на тот случай, если эти обязанности не будут выполняться или будут выполняться плохо, капитан в сопровождении офицеров пошёл вдоль строя. Сощурившись, вглядывался в солдат, то и дело рявкал:

— Брюхо подбери!.. А ты выше морду!.. А у тебя что, руки отсохли шинель починить?!

Вернувшись на своё место в центр каре, Новицкий подвел итог смотру:

— Распустились, арестанты! Ну ничего, я за вас возьмусь – шёлковыми станете!..

И он взялся. Первым оказался канонир Калинин. Получив в зубы, солдат почувствовал, как кровь затопила рот, а ярость – глаза. С надсадным хаком, словно опуская молот на наковальню, бывший кузнец кинул свой свинцовый кулак в офицерское ухо. Кровь чёрной струйкой зазмеилась по белой, чисто выбритой щеке капитана. Падая, Новицкий схватился за кобуру…

Поединок происходил во дворе между офицерским собранием и солдатскими казармами. Но собрание было ближе, поэтому к Новицкому помощь пришла быстрее. Услышав выстрел и увидев в окно дерущихся, помощник Новицкого штабс-капитан Маковецкий без шапки, в одном мундире, выбежал во двор. Раненый солдат, подобно медведю-шатуну, ломал на грязной земле капитана.

Маковецкий выхватил из ножен шашку и, ощерив зубы, ударил канонира по голове. Солдат упал на бок. Новицкий поднялся на дрожащие ноги, посмотрел на поверженного врага и вдруг, выхватив из рук штабс-капитана шашку, начал исступленно рубить ещё вздрагивающее тело.

— Идёмте… ради бога… прибегут солдаты… — шептал прыгающими губами Маковецкий, оттаскивая Новицкого от трупа. Тот дико посмотрел на своего помощника и, когда до него дошёл смысл сказанного, быстро пошёл вперёд, тяжело дыша. Маковецкий следовал за ним, испуганно оглядываясь.

Офицеры в собрании встретили их тревожно-вопросительными взглядами.

— Он прошёл мимо и не отдал честь… Я остановил его, спросил, в чём дело, а он вместо ответа кулачищем… — и, словно в доказательство, Новицкий отвёл руку от лица, и все увидели, что левая щека капитана вздулась как от флюса, а на мочке надорванного уха дрожит, словно, рубиновая серёжка, капля крови. — Ну, тогда я и…

В окно было видно, как возле тела канонира Калинина накапливалась толпа. Солдаты что-то кричали, показывая на офицерское собрание.

— Господа! Возможен бунт, нужно срочно принять меры!— срывающимся голосом крикнул поручик Лилеев, у которого оснований бояться солдат было не меньше, чем у Новицкого. Этот тоненький офицерик с томными красивыми глазами слыл и был настоящим изувером; именно его собирался бить в октябрьскую ночь матрос Иван Рублёв со своими друзьями солдатами.

— Господа! Господа! — взывал Лилеев к мечущимся в панике по залу офицерам. — Нужно вызвать дежурную роту! Кто пойдёт, господа?

Наконец вызвались двое – однофамильцы Тимофеевы: штабс-капитан и поручик. Накинув шинели, они выбрались из дома через чёрный ход, но, увидев бегущих к собранию разъяренных солдат, тотчас же забыли о своей миссии и обратились в бегство. Тимофееву-первому удалось сесть в китайскую лодку «юли-юли» и удрать на ту сторону бухты, а второго спрятал у себя в каптерке «шкура» – сверхсрочник из 10-й роты.

Офицеры, забаррикадировав двери креслами и бильярдом, в течение нескольких часов ружейным и револьверным огнем отбивали атаки солдат, вооружённых лишь камнями. С обеих сторон было убито по одному – поручик Лилеев и канонир Мартынов.

Артиллеристы то и дело кричали: «Где Новицкий? Выдайте нам Новицкого, и мы уйдём!» В ответ гремели выстрелы. Сам капитан палил в окно не целясь сразу из двух револьверов. Руки его тряслись, к потному лбу прилипли пряди волос, в углах рта кипела слюна. Лицо, искажённое гримасой животного страха, было ужасным.

Внезапно стрельба смолкла. Штабс-капитан Маковецкий подошёл к разбитому окну, осторожно выглянул и крикнул:

— Солдаты! Капитан Новицкий застрелился! Можете убедиться сами.

Фейерверкер Цудаев отбросил в сторону булыжник, сплюнул.

— Собаке собачья смерть! Пошли, ребята, похороним наших…

К вечеру казармы, в которых были размещены портартурцы, были оцеплены войсками, прибывшими из города и с Русского острова, и начались аресты.

Из газеты «Новая жизнь» от 19 ноября 1905 года.

«…Офицеры, разоблачившие своё невежество и бездарность в настоящей войне, изощряют свой военный гений на мирно гуляющей публике, на не отдавших честь солдатах. Победоносная армия уравновешивает позор Ляояна подвигами во время еврейских погромов, позор Мукдена – оргией военного положения в Польше, позор Порт-Артура – бойней в Кронштадте и Владивостоке…»⁸

Из предписания генерал-майора Лашкевича владивостокскому полицеймейстеру Чернову.

«Вследствие данных мне полномочий, как начальнику охраны г. Владивостока, предписываю Вам, г-н полицеймейстер, подавлять уличные беспорядки, кем бы таковые ни производились, не стесняясь употреблением оружия…»

2

…Так прошёл ноябрь.

Пётр и Григорий Воложанины не узнавали последнее время свою мать. Софья Максимилиановна чудесным образом помолодела и обновилась, она удивительно легко носила своё полное тело, загадочно улыбалась, а в глубине её больших карих глаз дрожали золотистые огоньки, словно отражения каких-то счастливых мгновений, пережитых женщиной. Вдова стала меньше бранить прислугу, раздражаться, как раньше, по пустякам и хотя по-прежнему подолгу сидела у зеркала, но уже не вздыхала, а с горделивой радостью рассматривала своё отражение.