Бурда-Моден - [3]

Гулько пожал плечами и, повернувшись, двинулся назад. Длинное бледное лицо абсолютно ничего не выражало. Рыбьи глазки смотрели сквозь меня, умудряясь удивительным образом не терять из вида. И мысли его шустрые, юркие никак не давались, ускользали, оставляя лишь смутное эхо. Мешал я ему, мешал не на шутку, давно, с того момента, как заняли мы этот вонючий поселочек. Вначале была легкая досада, надежда, что все изменится, уладится само собой. Время шло, ничего не менялось и вскоре ненависть дошла до последнего градуса. С недавних пор я старался не поворачиваться к нему спиной.

Склад располагался в здании клуба - дурацкого двухэтажного здания в псевдогреческом стиле. До развала здесь крутили кино, устраивали дискотеки, торжественные вечера и видеосалоны. Клуб сохранился неплохо при Сталине строили добротно, но на второй этаж подниматься не рекомендовалось - перекрытия сильно сдали после сентябрьских боев. В бывшем кинозале теперь лежали бочки с соляркой и ящики с патронами, а у входа стоял пост.

Сейчас здесь были Гаврик и Сафарбий. Сафарбий - миролюбивый, но страшный на вид осетин, заросший до глаз черной, с ранней проседью бородой, исповедовал дао. Познания он черпал из сборника "Древние философские тексты", который все время носил с собой. Гаврик не исповедовал ничего. Когда-то он считался хиппи, а теперь ему было просто на все наплевать.

Гаврик и Сафарбий курили план. Оба сидели на корточках, слегка наклонясь вперед, и передавали друг-другу самопалку. Из-за пазухи Сафарбия торчала книга, глаза смотрели вдаль. Гаврик то и дело откидывал с глаз волосы и поправлял, висящий на шее "ксивник". Никакого паспорта там не было, а торчала из него запасная обойма к "Калашу" и черенок ложки.

Наше появление особого впечатления не произвело, только Гаврик придвинул поближе автомат.

- Гады, - лениво сказал Гулько и я так же лениво кивнул, что да, гады, мол. - Полчаса назад, когда агентуру взял, по-хорошему говорил... Гаврик, я тебя расстреляю, точно говорю...

- Я все, - вяло и ненатурально испугался Гаврик. - Все, лейтенант...

Он отбросил окурок и с трудом встал. Сафарбий не реагировал. Человек, познавший дао, смерти не боялся.

- Надо бы сменить... - сказал я, прекрасно ощущая всю никчемность фразы.

Гулько не возражал. Как и я он понимал, что угрозы столь же бесполезны, как и смена караулов. Народу мало, а длительные перерывы между боями деморализуют лучше всякой пропаганды. Второй месяц мы здесь полторы сотни людей, именуемых в штабных сводках не иначе как "десантная рота", два бэтээра, и танк. Важнейший объект, надежда и опора. Подземное хранилище. Две с лишним тысячи тонн дефицитнейшего бензина, до которого невозможно добраться - какая-то сволочь взорвала насосную станцию. Давно, в самом начале развала. И вот мы ждали у моря погоды, техники, подкреплений, черт знает чего, а штабные умники в Симферополе разрабатывали важные и совершенно секретные стратегические планы освобождения Крыма, а в перспективе, разумеется, и всей Западной России...

Ничего мы не сделали. Гулько еще раз посулил Гаврику, что он дождется и мы двинули в штаб. Было скользко, но под ноги я почти не смотрел, разглядывал коротко остриженный затылок Гулько, прикидывая, то так, то этак. Пора кончать. Выбрать момент и... Только фиг! Не даст он шанса. Да и не ликвидируешь его в открытую - свой. Табу. Даже Гаврика нельзя, а Гулько заместитель. Правда и он меня без трибунала не может... И выходит, придется нам по кустам прятаться, в Рэмбо играть. А если...

Я опять упустил миг когда произошла перемена. Исчезла плащ-палатка, теперь на нем был прекрасный твидовый костюм. Сдвинутая на затылок шляпа не могла скрыть ухоженной шевелюры. Благородных седин... Сигару! Бог мой, он курил сигару! Я даже не сразу понял что это. Под ноги ему стелилась не жидкая осенняя грязь, чистый асфальт, над головой сверкало яркое летнее небо и девушки улыбались ему в ответ... Щеголь, плейбой, довольный жизнью гуляка с Бродвея. Мертвечина ушла из глаз, это был благообразный, пожилой, много повидавший человек. Женщина, которую он держал под руку... Я знал ее, видел много раз, чувствовал и помнил, но она стояла ко мне спиной, а когда обернулась...

Время истекло, мелкий дождь опять поглаживал по слипшимся волосам, а ветер нес осточертевшие запахи осени и моря. Что это - прошлое, будущее? Какой ключик повернулся? Знание пришло и исчезло, оставив тусклый фантом. Ремарка в сером тесте дня. Плохо. А если будущее - плохо вдвойне. Потому что будущего у Гулько быть не должно. Или он, или я, без вариантов. Он жив, значит я...

Когда я впервые ощутил свой дар? Когда поверил? Студентом я знал какой билет вытащу на экзамене. Много учиться не приходилось - неприятные неожиданности обходили стороной. Я почувствовал смерть матери за тысячи километров от дома, в Хабаровске и успел на похороны. Читал по глазам, заглядывал в душу, но был ли мой дар хоть немного похож на нынешний? Отца сбила машина, Ирка ходила к онкологу со странными результатами анализов я не ощутил ничего. Настоящие знание пришло вместе с развалом, как неожиданный довесок, как слабая компенсация за утраченную душу и утерянный покой. Однако, оно спасало жизнь. Дважды меня едва не ухлопала пьяная сволочь... Нет, это уже позже, когда пошел пик уголовщины. Банды, кланы, крестные отцы и матери - дети разных народов... Убийцы-профессионалы, убийцы-одиночки, маньяки с карабинами... Охота за милицией - за формой, за табельным оружием и документами. Никто не верил никому, особенно соседям и держать дома обычный магнитофон было опасней чем неразорвавшуюся фугаску. Укреплялись двери, на ночь в квартирах не тушили свет, но это мало помогало и тогда обезумевшие граждане стали создавать отряды самообороны. Уличная стрельба по ночам перестала пугать быстро, труднее было привыкнуть к другому...