Бунтующая Анжелика - [55]

— Мелюзина, смотри… О, какое чудовище! Он бесполый!

Колдунья озадаченно покосилась на нее сквозь седые космы, падающие на лицо:

— Э, черт возьми, да ты вовсе спятила. Девка как девка! Девчонка.

Анжелика откинулась назад, сраженная приступом дикого, неудержимого смеха:

— О, как я глупа! — хохотала она. — Я об этом не подумала! Девчонка? Не может быть… Дочь! Кто бы ожидал… Понимаешь, я ведь не привыкла.., у меня рождались только мальчики… Трое мальчишек.., сыновей… Теперь их больше нет. Ни одного! Дочь… Боже, как странно…

Смех перешел в рыдания — бурные, опустошительные, как грозовой ливень. Она так и заснула в слезах, но этот сон был глубок и покоен, и лицо спящей в ореоле светлых разметавшихся волос казалось ликом самой невинности.

Когда она пробудилась, покой, обретенный во сне, не покинул ее и наяву. То было чисто физическое умиротворение, и все же оно передалось ее истерзанной душе. Опершись на локоть, она обратила взгляд к выходу из пещеры. Дивная картина представилась ей: среди свежей зелени паслась лань с детенышем. Видно, окрестности ведьмина грота были для нее самым привычным местом — она не вздрагивала, не озиралась пугливо, как поступают обычно звери, чувствующие близость человека.

Анжелика долго любовалась ими, затаив дыхание, и только когда грациозные создания исчезли, она со вздохом опустилась на ложе. Ей было хорошо у Мелюзины. Она понимала теперь, каким целительным бальзамом для израненного сердца женщины может стать подобное одиночество, каким благословенным убежищем — лесная чаща. Так вот откуда берутся колдуньи…

Ближе к вечеру ее дремоту потревожил неясный шум, заставивший вздрогнуть и насторожиться. Этот слабый, придушенный вскрик не походил на голоса лесных тварей.

— Проголодалась! — сказала ведьма, направляясь в глубь пещеры. Из ее дальнего угла она извлекла бесформенный сверток какого-то красного тряпья. Сверток пищал.

Растерянная Анжелика уставилась на колдунью:

— Как, она жива?.. Я думала… Ведь она не закричала, родившись.

— Ну да, не закричала. Зато теперь орет. Есть хочет. — И Мелюзина попыталась вручить ребенка матери. Анжелика отшатнулась, передернувшись от омерзения. Ее глаза загорелись жестоким огнем:

— Нет! — выкрикнула она. — Никогда, слышишь? Она украла мою кровь, но уж моего молока она не получит! Ублюдок, отродье солдафонов… Нет, мое молоко

— для маленьких сеньоров, не для такой… Убери ее, Мелюзина! Прочь с глаз моих! Дай ей воды, чего хочешь дай, пусть только уймется. Завтра отнесу ее в город…

Анжелика проплакала всю ночь. В слезах, в полусонном бреду она впервые высказала все, о чем так долго молчала. Рассказала о том, что случилось в Плесси. Как драгуны повалили ее, как перерезали горло ее малышу, как она шла по разоренному замку, перешагивая через трупы, с мертвым ребенком на руках…

— Да, помню, помню, — бормотала колдунья, скрючившись у огня. — Тогда, осенью, я вас встретила на поляне. Я видела знак смерти над головой того малютки со светлыми волосами…

Назавтра Анжелика была уже на ногах. Она спешила, ей не терпелось покончить с этим. Крики младенца, которые теперь не прекращались, приводили ее в неистовство.

Она обулась, замотала голову шарфом из черного атласа, тщательно спрятав волосы, накинула на плечи плащ.

— Дай ее сюда, — приказала твердым голосом.

Мелюзина протянула ей новорожденную. Она все время шевелилась, будто хотела выпутаться из красного тряпья. Анжелика взяла ее и твердым шагом двинулась к выходу из пещеры. Мелюзина удержала ее, вцепившись в руку своими смуглыми костлявыми пальцами:

— Погоди, дочка! Послушай меня. Я тебе не советую… Знаешь.., не убивай ее.

— Ладно, — с усилием произнесла Анжелика. — Не бойся. Этого я не сделаю.

— Понимаешь, ребенок-то не простой. Она отмечена знаком. Вот, гляди!

Неохотно, лишь бы отделаться от назойливой старухи, Анжелика посмотрела на коричневое пятно, темнеющее на крохотном плечике младенца. По форме пятно напоминало звезду.

— На ней почиет божественная благодать, — бормотала ведьма. — Созвездия покровительствуют ей…

Стиснув зубы, Анжелика сделала шаг к выходу. И снова Мелюзина удержала ее:

— Это очень редкий знак, очень. Печать Нептуна, если хочешь знать!

— Нептуна?

— Моря! — в глазах старухи промелькнул странный фосфорический блеск. — Знак моря…

Молодая женщина раздраженно пожала плечами.

Несмотря на слабость, она без труда достигла вершины холма. Желание поскорее сбросить со своих плеч эту постылую ношу придавало ей сил. Миновав поляну у Камня Фей, она вышла на перекресток со светильником мертвецов, прозванным Фонарем Голубки. Его и впрямь венчало каменное изображение белой птички. Здесь она повернула направо и вскоре вышла на дорогу, ведущую к Фонтене-ле-Конт.

Она шла уже не меньше двух часов и устала смертельно. Ноги подкашивались, на висках от слабости выступили капли пота. Пришлось завернуть в домик местного саботьера — ремесленника, что изготовляет деревянные башмаки. Возможно, что саботьер и узнал ее, но это не имело большого значения: бедняга был глухонемым. С ним жил сын, также глухонемой, и эта ветхая лачуга была их единственным постоянным обиталищем.