Бунт женщин - [34]

Дениса я почти не вижу. Мне нужно сдать за полгода, ему — за полтора, в три раза больше материала! И он совсем не знает математику, а это — алгебра, геометрия, тригонометрия. Денис появляется в школе редко — лишь на экзамен.

Столкнёмся с ним в школе, улыбнётся мне. «Сдаёшь?» «Сдаю». «И я сдаю». И бежит дальше.

Я понимаю, я должна ждать. Я должна терпеть. Между нами — тайна: наш большой Город, наша комната. Правда, в той комнате и Инна живёт, но Инна не мешала нам смотреть друг на друга.

Ещё два месяца, и мы с Денисом поедем к себе домой. Наш дом — в том Городе. Мы будем учиться и работать зимой, летом — ходить в походы. Пусть он идёт впереди по лесу, по горе, я стану ступать след в след за ним. Всегда передо мной будут его спина и широкие плечи. Он повернётся ко мне, спросит: «Ты как?» Я не отвечу, ответить не хватит сил, я скажу про себя: «Всё в порядке».

Неделя подходила к концу. Отца должны выписать во вторник.

Накануне мама вернулась из больницы раньше обычного.

— Ещё на месяц задерживают! — Она с трудом сдерживает радость. — Говорят, очень агрессивный и необходим курс лечения. Сегодня свидания не было.

Бедная моя мама! Выдала себя. Она, как и я, изнемогает от необходимости жить с отцом под одной крышей.

В этот вечер мы с ней долго ужинали. Я отложила свои сочинения и контрольные, а мама, оживлённая, помолодевшая, неожиданно заговорила:

— Я была такая хохотушка. Палец мне покажи, закатываюсь. Это всё мама. Внушала мне: я самая красивая и самая счастливая и жизнь — праздник: «Ты празднуй каждый день и будешь всегда молода и счастлива». Я и праздновала. Неприятности? Конечно, были. Но мама советовала не воспринимать их как неприятности. «Идёшь по дороге, а впереди навален мусор, что ты делаешь? Обходишь, так? Не задумываясь и не принимая близко к сердцу. Вот и обходи. Усмехнись и — вперёд!»

— Почему ты никогда не рассказывала о бабушке? Отчего она так рано умерла? Она болела?

— Покончила с собой. Онемела? Я тоже онемела, когда узнала. Её бросил муж. Он не мой отец, отец умер раньше, и она — ничего, пережила. Этот же — хлюст, одноклеточный: ни идей, ни детей не родил, слова доброго никому не сказал, пустоцвет. А она отравилась, когда он ушёл к другой. Чем он покорил её? Мой-то Климентий хоть умён и талантлив, красив.

— Как же ты пережила мамину смерть?

— Долго не могла осознать. А когда чуть пришла в себя, начала винить себя. Это всё произошло потому, что я занята была собой, влюблена по уши. Ну и работы, конечно, по уши. Уроки, подготовка к ним, любимый муж, ты — маленькая. Знаешь, как в молодости: живёшь свою жизнь, ничего вокруг не видишь. Я и бросила маму. Иногда целую неделю не позвоню. До сих пор смотрю на себя прежнюю и недоумеваю: неужели я могла не звонить матери? Вернуть бы то время…

Если бы я не знала свою маму, решила бы — мне преподносится урок любви к родителям. Но я знала: никакой задней мысли у неё нет, впервые за многие годы она освобождается от боли.

— Если брошу отца, он покончит с собой. Он не умеет жить без меня.

— Ты хочешь искупить свою вину служением отцу?

— Может быть.

— Но фактически из-за отца ты и потеряла мать. Ты так служила ему, что, по твоим же словам, не видела никого вокруг.

— Это правда… — удивлённо говорит мама. — Это так.

«Из-за него долгие годы ты не видела и меня!» — чуть было не сказала я, сказала: — Для тебя остаться с отцом — значит тоже покончить жизнь самоубийством, ты погибнешь, а вину свою перед матерью не искупишь. Кроме того, у тебя есть я. Ты нужна мне.

— Ты хочешь, чтобы я служила тебе? Это логично. Я пустила тебя в жизнь.

— Нет, я не хочу, чтобы ты служила мне, я сама умею готовить и стирать, я хочу, чтобы ты прожила свою жизнь, чтобы ты стала опять хохотушкой, чтобы ты каждый миг была счастлива.

— Это невозможно. Ты ещё не знаешь… прошлое не проходит, прошлое становится плотью.

— Я знаю это. Ты забыла, я — мать, потерявшая ребёнка.

Сквозняк, что гулял по мне, вырвался фразой, и я заплакала.

Мама отпаивала меня ландышевыми каплями, гладила, и в её заботе боль начала таять.

— Я не брошу тебя, доченька. Прости меня.

У меня не хватило сил спросить: «Ты поедешь со мной?» Еле добравшись до постели, я мгновенно уснула.

На другой день после уроков Ангелина Сысоевна не пришла к школе, как приходила ежедневно, чтобы проводить меня домой и перекинуться несколькими фразами. Я купила пышный торт и отправилась к ней.

Дверь открыл Виктор. В школе он старается не попадаться мне на глаза, сейчас мы лицом к лицу, и я впервые не ощущаю в себе враждебности к нему.

— Мама дома?

Он отступает, и я вхожу в переднюю.

Ранец своей тяжестью тянет меня в правильную осанку из моей привычной согнутой, и получается: я наступаю на Пыжа.

— Кто там, Витюша?

Пыж приходит в себя и говорит «Здравствуй», будто мы не провели целый день в одном классе.

В гостиной на диване лежит Ангелина Сысоевна, до подбородка укрыта пледом.

— Что с вами случилось?

— Доченька! — Ангелина Сысоевна приподнимается и снова откидывается на подушку. — У меня гипертонический криз. Вчера с мужем поговорила.

— Вы вчера были в больнице. Спасибо. Мама очень обрадовалась, что есть ещё месяц без отца! Даже поужинала как человек. Я так вам благодарна! — Нарочно говорю скороговоркой, чтобы не дать заговорить ей, я поняла: Виктор Викторович отказался переезжать в другой город. — Ангелина Сысоевна, вы сами не знаете, какой вы человек. Я так благодарна вам за всё, что вы делаете для меня и для мамы! Лежите, отдыхайте. Я уберусь и приготовлю поесть.