Бунт невостребованного праха - [48]

Неравенство крылось и в статусе родителей, месте рождения студентов, в том, как они одевались и как говорили. Поселковая девочка, сама того не осознавая, мстила им. Их происхождению, рождению, образован­ности и городской нахватанности. Отвергая их сно­бизм, она невольно культивировала в себе снобство еще большего пошиба, с головой закапываясь в науку, уче­бу. Она полюбила сам процесс учебы, что поднимало, возвышало Надю в собственных ее глазах и глазах со­курсников. Но активисткой она не стала, хотя ее и понуждали, втягивали в актив. Карьера Наде была не нужна. Она была выше и гораздо чище, чем о ней ду­мали в институте.

Она с отличием закончила институт. К недоумению своего курса и ректората, отказалась от навязываемой аспирантуры. Наотрез также отказалась от весьма выгод­ного распределения в управление геологии края. Искланялась, оббила все пороги, чтобы ее отправили в самую глушь, к черту на кулички - в Читинскую область, нерчинскую Тмутаракань, на Акатуй и непременно в какой-нибудь загадочный Урик, о котором многие преподава­тели слыхом не слыхивали, не подозревали, что он где-то есть. Девочка заблажила, заучилась - таково было их общее мнение, как и мнение сокурсников: излишнее усердие всегда наказуемо.

Исполнить ее блажь оказалось невозможным. Читин­ская область и вообще Прибайкалье, Дальний Восток обходились своими выпускниками-геологами. Надя по­требовала свободный диплом, а так как он у нее был красным, она имела на это право. Спасая ее, зная, что это ей необходимо, чтобы отправиться на Акатуй, в Урик, ректорат отказал. Ее хотели пристроить где-нибудь у себя под боком, чтобы опять в скором времени, когда вывет­рится из девичьей головы дурь, призвать к себе в инсти­тут, в какую-нибудь заштатную экспедицию и геолого­разведочную партию, шарашкину контору, разведываюшую и бурящую городской асфальт. Но положение ее было уже безвыходным. Все мало-мальски перспективные и привлекательные места были распределены. Выбора не было. Оставалась одна-единственная вакансия здесь же, в крае, такая захудалая и в таком захудалом, гиблом мес­те, что никто из курса не позарился оказаться там и на­всегда похоронить себя. Надя согласилась: если уж не Урик, то она будет копать, рыть Родину изнутри, куда ни пошлют. И кто знает, может, и там что раскопает, разведает, откроет для души.

Надя ушла на разведку фосфоритов в так называемую сибирскую Швейцарию. И это поначалу грело ей душу. Лишь гораздо позже она просветилась. Народ падок на все иноземное, никогда не веданное им, считает отмен­ной не землю, на которой живет, а призрачное и несу­ществующее Беловодье, где хотелось бы жить. И своя Швейцария есть в каждом самом забытом Богом и людь­ми районе. Это и есть наш патриотизм, поперед которо­го бежит отрицание и проклятие. Все мы больше склон­ны не жить, а придумывать себе жизнь.

Но край, в котором она очутилась, оказался действи­тельно благодатным. Швейцария без дураков и обма­на, хотя и без швейцарцев. С горами, горушками, тай­гой и медведями. И в каждой из этих горушек сокро­вища несметные: самородные железо и медь, золото, уголь, бокситы, фосфориты. В общем, всякого жита по лопате. Как раз в этом и таилась беда. Всего по лопате и ничего сверх нее. А район промышленно не освоен­ный, до ближайшей железной дороги сотни и сотни верст, в тайге же дорог никаких, только звериные тро­пы да так называемые улусы в две-три курных избуш­ки, заимки, самые цивилизованные селения - Сиблаги, и те одни частично, другие полностью, наверно, временно пустующие. Надину Швейцарию не так уж давно амнистировали. С жильем проблем не было, как и с работой. Где и что ни прикажи Родина, рыть, раз­ведывать, открывать, - всюду целина, хотя именно в этом она крупно сомневалась. Собственно, разведывать и открывать было нечего. Сибирская Швейцария, ока­зывается, давно уже была разведана и открыта от гор до согры - сибирского болота, того, что создатель в них упрятал. Промышляющие охотой аборигены, обез­личенный, звенящий кандалами каторжный люд, бе­зымянные неуемные первопроходцы, вековые искате­ли сказочного Беловодья знали назубок, где и что лежит, где можно взять медведя, промыслить белку, на­брать горячего камня для обогрева, железа для ножа, намыть золотишка. Все уже было найдено. И часто по­лучалось так, что там, где они проявляли самостоятель­ность, начинали искать одно, находили совсем другое. И это другое, на поверку оказывалось, давно было най­дено, только забыто, никому не нужно, и было лишь достоянием памяти живущих здесь людей, а иногда и геологических архивов прошлого еще века.

Но жизнь кипела, била ключом, и не всегда по го­лове, рождала множество первооткрывателей, канди­датов, докторов наук, лауреатов различных премий, вплоть до Государственной, орденоносцев, у кого и на что хватало ловкости и энтузиазма, совести. Надя как начинающий геолог ни на что не претендовала. Ей по статусу три-четыре года было положено обслуживать маститых претендентов. Новичкам поиск и творчество были заказаны, перед ними ставили задачу, и ее про­сто и без выпендрежу и особых выкрутасов требова­лось только решить, добросовестно выполнить заказ, не задирая носа.