Бунт на корабле - [14]

Шрифт
Интервал

Саввин взглянул сквозь верхушки деревьев. Над ними распласталось черное небо, усыпанное яркими звездами. Здесь, на севере, в мороз, они казались острыми. Потому ли, что Саввин дрожал мелкой дрожью, потому ли, что сказывалась тяжелая усталость, но ему чудилось, что звезды сжимаются и разжимаются, выбрасывая в сторону тонкие заостренные и сверкающие стрелы.

Саввину стало казаться, что за все время его скитаний мороз еще ни разу не был так жесток. Подумав об этом, он почувствовал, что его коленные чашечки стали деревянными. Ему даже послышалось сухое трение, как будто кости были плохо пригнаны друг к другу и ничем не смазаны. Несколько позже пришла тупая боль выше бровей. Постепенно усиливаясь, создавалось ощущение обруча, все туже и туже стягиваемого на голове. Было спасение в быстром ходе, в беге, но к этому Саввин уже не был способен. Он мог еще двигаться, но медленным, разбитым шагом сильного человека, уже много дней бредущего без отдыха, без сна и без цели.

Нужен огонь, нужно тепло, чтобы пересидеть эту ночь; необходим костер, которым можно отгородиться от холодной смерти. Костер нужно создать. Но для этого надо израсходовать последнюю возможность добыть огонь — патрон.

Сразу и легко решиться на это Саввин не мог. Если бы была уверенность, что завтра… ну, тогда все очень просто. Но этой уверенности уже не было, хотя некоторое время он и пытался себя обманывать.

Огонь. Он вспомнил и в душе улыбнулся попытке добыть огонь трением палки о палку. Это было много дней назад, еще при Акиме. Вот тогда-то они убедились, что то, что в другом месте, в другое время легко можно сделать, то здесь, у края земли, расцвеченного северным сиянием, невозможно. Быстро поняв это, они бросили детскую затею, тем более охотно, что у них тогда был еще громадный запас спичек. Вспоминая об этом, Саввин представил себе эту коробку, в которой и на самом деле было много спичек. Сколько? Много, очень много, во всяком случае больше десяти. И Саввину почему-то захотелось установить, сколько тогда у них было этих сухих, тоненьких палочек с темными головками. Он начал вспоминать, перечислять все костры, у которых они сидели. Шестой костер был очень неудачен: над ним возились, он тлел, и брошенные сучья не хотели разгораться. Тогда, кажется, Аким сказал:

— Он — вот как я: тлеет и не умирает…

У этого костра было неуютно. Холодно? Нет, не совсем, но как-то неуютно. Вот и сейчас, тоже не холодно, но… и тут.

Саввин поднял веки и увидел, что он стоит, прислонившись к сосне и дремлет. В проясняющееся сознание с трудом, лениво вошла мысль, что мороз сдал, что очень и очень потеплело и хорошо было бы лечь и уснуть. Сама мысль была привлекательна, осуществление ее освобождало от необходимости идти куда-то, вновь переживать пережитое. Саввин сделал было уже движение, чтобы пригнуться и лечь, как вдруг яркой, горячей волной по всему еще живому телу разлилось сознание, что он замерзает. Где родилось это сознание, откуда оно пришло, Саввин не знал, но каждой клеткой своего тела он встрепенулся в гневном протесте против смерти, ласково согревающей его своим холодным объятием.

Он не сказал ни слова, но весь он кричал, взывал к жизни, уже отошедшей в сторону, но все чего-то ждущей. И жизнь услышала этот вопль и, услышав, сжалилась и медленно двинулась к одинокому, брошенному человеку.

Саввин с трудом распрямился, и ему показалось, что на плечах его лежит неимоверный груз, готовый раздробить кости и переломить позвонки. Быстро сделав несколько шагов, он сразу почувствовал облегчение, какое появляется у человека, избежавшего большой опасности. Это было вызвано тем, что резкое движение толкнуло начавшую было стынуть кровь и Саввин почувствовал себя спасенным. Чтобы еще больше усилить кровообращение и придать пальцам подвижность, необходимую при разведении костра, он снял меховые перчатки и стал настойчиво растирать руки снегом. Это оказалось делом не легким, но все-таки скоро к пальцам подошла горячая кровь.

Тогда Саввин вынул патрон и он поразил его своей легкостью. В темноте патрон нельзя было рассмотреть, но Саввин угадывал хорошо знакомые очертания, в то же время с детской наивностью удивляясь тайнам, спрятанным в этой миниатюрной, тщательно сделанной вещице.

Первое возбуждение, теплота и неожиданно вернувшаяся энергия были кратковременными. Очень скоро Саввин вновь ощутил идущую откуда-то изнутри дрожь и все возрастающую боль в висках. — Мороз сгущал кровь; значение этого было понятным, как приговор. Инстинктивно желая избежать его, Саввин торопливо начал вырывать куски ваты из подкладки своей меховой куртки.

Саввин отлично знал, как выстрелом добыть огонь. Жизнь успела дать ему громадный опыт, но сегодня положение было исключительное: огонь хранился только в одном единственном патроне, который мог упасть в глубокий снег и потеряться, порох из которого легко рассыпать. Напряженно думая обо всех этих случайностях, Саввин осторожно расшатал пулю, вынул ее и отсыпал излишки пороха. Заткнув патрон мягким жгутом, остатки пороха он перемешал с ватой, и когда все было приготовлено, почувствовал болезненное сердцебиение, как будто без отдыха взбирался куда-то очень высоко и очень долго.


Еще от автора Виктор Борисович Свен
Моль

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Очень приятно, Ниагара. Том 1

Эта книга – сборник рассказов, объединенных одним персонажем, от лица которого и ведется повествование. Ниагара – вдумчивая, ироничная, чувствительная, наблюдательная, находчивая и творческая интеллектуалка. С ней невозможно соскучиться. Яркие, неповторимые, осязаемые образы героев. Неожиданные и авантюрные повороты событий. Живой и колоритный стиль повествования. Сюжеты, написанные самой жизнью.


Бизнесвумен, или Tomorrow starts at midnight

«Бизнесвумен, или Tomorrow starts at midnight» остросюжетный, современный, откровенный и захватывающий роман о частной жизни московского высшего общества. Роман о судьбе четырех женщин, которые волею стремления или обстоятельств становятся бизнес-леди. Роман об интригующих взаимоотношениях, амбициозной, молодой женщины Алины и известного российского предпринимателя Андрея. Обывательское мнение о жизни олигарха не имеет ничего общего с жизненными ценностями Андрея. Он слишком любит и ценит жизнь, чтобы растрачивать ее попусту.


Калейдоскоп

В книгу замечательного польского писателя Станислава Зелинского вошли рассказы, написанные им в 50—80-е годы. Мир, созданный воображением писателя, неуклюж, жесток и откровенно нелеп. Но он не возникает из ничего. Он дело рук населяющих его людей. Герои рассказов достаточно заурядны. Настораживает одно: их не удивляют те фантасмагорические и дикие происшествия, участниками или свидетелями которых они становятся. Рассказы наполнены горькими раздумьями над беспредельностью человеческой глупости и близорукости, порожденных забвением нравственных начал, безоглядным увлечением прогрессом, избавленным от уважения к человеку.


Механизмы

Они, смеясь, вспоминают то, что было. Улыбаются тому, что происходит. Идут к успеху, несмотря ни на что. Из маленьких человеческих историй один общий рассказ – о людях, о жизни. Рассказ о любви.


Возвращение в Мальпасо

«Возвращение в Мальпасо» – вторая книга петербургского писателя Виктора Семёнова. Она состоит из двух, связанных между собой героями и местом действия, повестей. В первой – обычное летнее путешествие двенадцатилетнего мальчишки с папой и друзьями затягивает их в настоящий круговорот приключений, полный смеха и неожиданных поворотов. Во второй – повзрослевший герой, спустя время, возвращается в Петербург, чтобы наладить бизнес-проекты своего отца, не догадываясь, что простые на первый взгляд процедуры превратятся для него в повторение подвигов великого Геракла.


Кукольник

Если бы избалованный богатством, успехом и любовью детей всего мира Адам Кулаков вовремя прислушался к словам своего деда-кукольника – никогда бы не оказался в ловушке собственного тщеславия. Теперь маленькая тайна наследника игрушечной империи – в руках шантажиста и, похоже, дорого ему обойдется. О цене тайны его дед тоже знает многое… В далеком 1944 году за русским врачом-недоучкой Аркадием Кулаковым захлопнулись ворота Освенцима. Его незамысловатые игрушки из дерева и больничной марли дарили последнюю улыбку обреченным детям в лаборатории одного из самых страшных военных преступников.