Бунт на «Баунти» - [61]

— Несколько минут спустя, — продолжал он, — к моему величайшему удивлению, я увидел Кристиана, Черчилля, Беркитта, Самнера, Куинтала, Маккоя, Мартина, Хиллбрандта и Смита, двигавшихся к корме с мушкетами и штыками в руках. Я пошел навстречу и спросил Кристиана, что это значит, но он приказал мне придержать язык. Мартина оставили на палубе часовым, а остальные направились в каюту к мистеру Блаю. Вскоре я услышал крик мистера Блая «Убивают!» и голос Кристиана, который приказал принести кусок линя. Джон Миллз отрезал часть лот-линя и понес бунтовщикам. Эллисон, стоявший у руля, покинул свой пост и вооружился штыком. Матросы высыпали гурьбой на палубу. Как только баркас был спущен на воду, Джону Самьюэлу, Джону Халлету и мне приказали садиться в него. Мы попросили, чтобы нам позволили собраться, и это было разрешено. Примерно тогда же я обратился не то к Стюарту, не то к Байэму — кажется, к Байэму — и посоветовал ему присоединиться к нам, но не помню, что он мне ответил. Когда я снова поднялся на палубу, то увидел, что одним из часовых к капитану Блаю приставлен Эллисон. Нас заставили сесть на баркас. Я помню, как Тинклер, садясь, крикнул: «Ради бога, Байэм, скорей!» Когда нашу посудину тянули к корме корабля, я видел Байэма и Моррисона, стоявших у гакаборта среди других мятежников. Вид у них был вполне довольный. Беркитт грязно бранился, а Миллворд насмехался над капитаном Блаем. Это все, что мне известно о бунте на корабле его величества «Баунти».

Суд приступил к вопросам:

— Вы сказали, что Беркитт грязно бранился. Кого именно он осыпал бранью?

Xейворд. По-моему, вообще всех, находившихся на баркасе.

Суд. Сколько вооруженных людей видели вы на борту в день мятежа?

Xейворд. Восемнадцать.

Суд. Слышали ли вы разговор между Кристианом и Байэмом о замене шлюпки на баркас?

Xейворд. Нет.

Суд. Выходили ли вы на палубу в ночь накануне мятежа?

Xейворд. Нет.

Суд. Вы знаете, в котором часу подсудимый Байэм лег в ту ночь спать?

Хейворд. Да. Я случайно проснулся как раз в ту минуту и слышал, как склянки пробили половину второго.

Суд. Откуда вам известно, что это был именно Байэм?

Xейворд. Его койка висела рядом с моей.

Суд. Расскажите все, что вы помните о поведении Моррисона.

Хейворд. Я помню, как он помогал вынимать ямс и другие припасы, хранившиеся на баркасе, перед тем как тот был спущен на воду. Был он тогда вооружен или нет — не помню.

Суд. Вы хотите сказать, что позже видели его вооруженным?

Хейворд. Кажется, да, но утверждать не берусь.

Суд. Как, по-вашему, судя по его поведению, он помогал мятежникам или же только исполнял приказания?

Хейворд. Если хотите знать мое мнение, он помогал мятежникам. Моррисон спускал вместе с другими баркас, потому что ему хотелось поскорее от нас избавиться.

С у д. А теперь расскажите об Эллисоне.

Xейворд. Когда начался мятеж, Эллисон стоял на руле, потом взял в руки штык, и его поставили охранять капитана Блая.

Суд. Расскажите о Маспратте.

Хейворд. Я помню, что он стоял у борта с мушкетом в руках.

Суд. Что вы можете сказать о Беркитте?

Хейворд. Я видел, как он вслед за Кристианом и Черчиллем шел арестовывать капитана Блая, неся в руках мушкет. Когда баркас находился за кормой корабля, он стоял у гакаборта и мерзко поносил всех нас.

С у д. А что делал Миллворд?

Хейворд. Он был одним из вооруженных часовых. Потом он, как я уже говорил, насмехался над капитаном Блаем.

Суд. Есть ли у вас основания думать, что подсудимого Байэма не пустили бы на баркас, захоти он в него сесть?

Хейворд. Нет.

Суд. Где он находился, когда баркас отводили к корме?

Хейворд. Не могу сказать, но немного спустя он стоял у гакаборта вместе с мятежниками.

Суд. Он что-нибудь при этом говорил?

Хейворд. Не могу сказать.

Суд. Вы сказали, что Моррисон помогал мятежникам, чтобы поскорее избавиться от капитана Блая и всех, кто был с ним. Несколько раньше вы заявили, что подсудимый Макинтош тоже помогал спускать баркас, однако мятежником вы его не считаете. Почему вы столь по-разному оцениваете их поведение?

Хейворд. По выражению их лиц: Моррисон казался веселым, а Макинтош подавленным.

Моррисон. Вы сказали, что я показался вам веселым и это заставило вас думать, что я принадлежу к бунтовщикам. Можете ли вы утверждать перед лицом Бога и этого суда, что это утверждение не вызвано чувством личной обиды?

Хейворд. Нет, личная обида здесь ни при чем. Я сказал так, потому что считаю, что подсудимые, которые не ушли с нами, могли это сделать, так как на корабле были другие шлюпки.

Моррисон. Как вам известно, одна из этих шлюпок была сильно повреждена древоточцем. Вы уверены, что другие находились в хорошем состоянии?

Хейворд. С вами я этот вопрос не обсуждал, поэтому не могу сказать ничего определенного.

Моррисон. Отрицаете ли вы, что капитан Блай при вас просил не перегружать баркас и обещал, что нас оправдают?

Хейворд. Да, это было при мне, но я понял, что он имеет в виду одежду и всякие тяжелые вещи, которых на баркасе было уже полно.

Вопрос, заданный Эллисоном, внес небольшую юмористическую нотку:

— Вам известно, что капитан Блай сказал, что взять больше никого не может, но если доберется до Англии, то нас оправдают. Неужели вы в самом деле думаете, что слова об оправдании относятся к одежде? А может, они все же относятся к Коулману, Макинтошу, Норману, Берну, мистеру Стюарту, мистеру Байэму и мистеру Моррисону, которые тоже ушли бы на баркасе, если бы им хватило места?