Бунт на «Баунти» - [19]

Под вечер того дня, когда ко мне вернулось здоровье, я рискнул осторожно покинуть уголок корабля, в котором пролежал столь долго, попробовал свыкнуться с колебаниями судна и приноровить к ним свою поступь и наконец решил, что мое тело уже научилось сохранять устойчивость, теперь все будет хорошо. Пройдя через большую каюту, где хранились ящики и горшки, я направился к трапу. И кто же спускался по нему мне навстречу? – мистер Сэмюэль, хорек собственной персоной.

– Ну что, ты опять на ногах? – воскликнул он, остановившись и глядя на меня с таким отвращением, словно я только что прошептал его мамаше на ухо сальность.

– Мне нездоровилось, – спокойно ответил я, поскольку здоровье хоть и вернулось ко мне, я был еще не готов к словесным поединкам. – Но теперь вроде бы стало лучше.

– Да, это дивно, – сказал он со злобной кривой ухмылкой. – Может, нам следует остановить корабль и дать благодарственный салют из шести орудий?

– Это необязательно, – сказал я и покачал головой. – Я постыдился бы впустую палить из пушек. Думаю, мне доктор помог, – прибавил я. – Он на палубе? Я хочу поблагодарить его.

– Доктор? – ухмыльнулся мистер Сэмюэль, глядя на меня как на идиота. – Хирург Хагген к тебе и близко не подходил. Ты ж никто. Думаешь, джентльмену, на котором лежит такая ответственность, интересно, жив ты или помер?

– Кому-то же это было интересно, – возразил я. – Я полагал…

– Доктора мы видим еще реже, чем тебя, – пробурчал он, не дав мне договорить. – Доктор как поднялся на борт, все протрезветь не может. Не льсти себя надеждой, что на корабле нашелся бы хоть один человек, чтобы позаботиться о тебе. Все они выше тебя, даже самые низшие, а потому нечего тут полагать, никто из них и какашки не отдаст за твое здоровье.

Я вздохнул. Ничего не поделаешь, подумал я, по-другому он разговаривать не умеет.

– Мне бы еды какой-нибудь, – помолчав, сказал я. – Если найдется.

Мистер Сэмюэль вытаращил глаза, подступил ко мне на шаг, оглядел с головы до пят и покривился от омерзения.

– Я тебе кто? – спросил он. – Твой дворецкий? Пожрать успеешь потом. Сейчас ты должен переодеться. Вонища от тебя до небес. Смердишь, как дохлый пес, которого оставили гнить на солнцепеке.

Я оглядел себя – да, верно, одежда на мне была та же, что несколько дней назад в Портсмуте. И то, что я прометался несколько дней в бреду, потея, как лошадь, да срыгивая, точно младенец, на пользу ей не пошло.

– У меня нет другой одежды, – сказал я. – На корабль я попал без подготовки.

– Конечно, нет, мелкий ты проходимец, – ответил он. – Думаешь, тебе разрешили бы сюда багаж притащить? Ты не джентльмен и не считай себя таким только потому, что спишь между каютами джентльменов. У меня есть для тебя форма, форма палубного.

– Палубного? – переспросил я.

– Да, и если ты не знаешь, кто это, я тебя, невежду, за борт выброшу. Будешь носить ее все время, Турнепс, а на ночь снимать. Понял?

– Тернстайл, – поправил я его, и на миг не заподозрив, что он забыл мое имя. – Джон Джейкоб Тернстайл.

– Думаешь, мне это интересно? Следуй за мной, мальчишка.

Он живо и быстро провел меня по коридору, которого я еще не видел, и, вытащив из кармана передника большую связку ключей, отыскал нужный, отпер дверь и ступил в темную комнату, но тотчас вышел, оглядел меня сверху донизу, вертя, точно волчок, и шепча скверные слова. Потом снова скрылся в комнате и снова вернулся, на этот раз неся длинные мешковатые штаны, светлую рубаху, темно-синий бушлат и туфли.

– Моечная вон там, – сказал он, указав пальцем на дверь в конце коридора. – Делай что хочешь, но избавься от вони, а после надень это. И не задерживайся там, чтобы поиграть со своей свистулькой. Вечером ты будешь прислуживать за столом капитана, а потому должен выглядеть прилично.

– Но мы с ним еще не знакомы, – сказал я. – Как я его узнаю?

Мистер Сэмюэль издал лающий смешок.

– Узнаешь, не сомневайся, – ответил он. – Скоро явится мистер Холл, наш кок, он скажет тебе, что делать. А пока – хватит болтать. Помыться и одеться, вот что тебе приказано, я выше тебя, так что пошевеливайся.

Я кивнул и направился к указанной двери. За ней обнаружились две огромные бочки с водой, а между ними ящик, с которого в них можно было залезть. Радости мне эта картина не доставила. Я не бродяга какой-нибудь и много раз бывал в публичной бане Портсмута (мистер Льюис всегда называл меня неженкой из-за того, как часто я мылся с головы до ног, два раза в год, всенепременно), но теперь я не знал, какое число матросов успело окунуться в эту воду, и от одной только мысли о них меня замутило. Тем не менее я чувствовал, что весь в грязи, не говоря уж о рвоте, которая коростой покрывала мою рубашку и засохла в ноздрях, а потому выхода у меня не оставалось – только раздеться догола и залезть в бочку. Вода оказалась холодной – ледяной, я даже завопил от неожиданности и порадовался стоявшей в комнате темнотище, потому что не хотел знать, какая там плавала дрянь, а не видеть ее – это уже полдела. Мои ступни едва-едва доставали до дна, мне пришлось задрать подбородок, чтобы не уйти под воду совсем и не утонуть, но проделал я это осторожно, не желая дать вредоносной жиже попасть мне в рот или в глаза. В воде я провел не больше минуты-двух, потом вылез и стал прыгать, пока не просох, а после надел новую форму. Хорошо бы, конечно, было в зеркало поглядеться, да там подобных изысков не водилось, и я просто вышел в коридор и поплелся назад, в то место, из которого выступил недавно на поиски еды.