Бунт на «Баунти» - [12]

– Изволь выражаться прилично, мальчишка, – рявкнул он, и я повернулся к нему и потупился.

– От всей души извиняюсь, Ваше Святейшество, – сказал я. – Я не хотел быть неуважительным, слова эти сорвались с моих губ, прежде чем я успел перехватить самые дурные.

– Это дом закона, – ответил он. – Королевского закона. И я не позволю никому вроде тебя марать его грязными словами.

Я покивал, но говорить ничего не стал. В комнате наступила тишина, я думал, что, возможно, ее нарушит французский джентльмен, однако тот покамест молчал, и возобновить разговор пришлось мистеру Хендерсону.

– Мастер Тернстайл, – в конце концов сказал он. – Знаешь ли ты сидящего позади тебя джентльмена?

Я обернулся, чтобы взглянуть на него еще раз, увериться, что глаза меня не обманули, потом опять поворотился к судье и пристыженно покачал головой.

– К вечному моему стыду, знаю, – сказал я. – Это очень достойный джентльмен, перед которым я покрыл себя нынче утром позором. Потому-то и стою сейчас перед вами, как бесчестный человек.

– Бесчестие – слово слишком слабое для твоего проступка, мастер Тернстайл, – заявил судья. – Слишком, слишком слабое. Ты вел себя как чудовище, как подлейший негодяй, ничем не лучше карманника самого низкого пошиба.

Мне захотелось указать, что я, собственно говоря, карманник и есть, что в таком уж мире я вырос, не изведав поддержки ни отца, ни матери, однако здравый смысл остановил меня, и я придержал язык, понимая, что это не те слова, которые желает услышать судья. И произнес другие:

– Я ужасно сожалею о моем проступке. – И, вновь повернувшись к французскому джентльмену, добавил с несвойственной мне честностью: – Утром вы были очень добры ко мне, сэр. И разговаривали со мной так, что я ощутил себя лучшим, чем я есть, человеком. Если бы я мог исправить то, что совершил, то так и сделал бы.

Джентльмен кивнул, и я решил, что мои слова тронули его, и вдруг, к большому моему удивлению, обнаружил, что сказал правду. Когда начался наш разговор, он слушал меня со вниманием. И разговаривал со мной так, точно между моими ушами находился не просто клубок паутины, – переживание для меня редкое.

– Ну, что скажете, мистер Зулус? – спросил, взглянув на француза, мировой судья. – Подходит вам такой?

– Зелес, с вашего дозволения, – устало произнес джентльмен, и я сообразил, что, оказавшись здесь раньше меня, он не раз уже вынужден был вносить эту поправку. – Я не африканского происхождения, мистер Хендерсон. Я родился в Париже.

– Прошу прощения, сэр, – сказал судья.

По тону судьи было ясно, что происхождение француза его нимало не заботит, он просто хочет, чтобы этот разговор как можно скорее пришел к счастливому завершению. А я, взглянув на джентльмена, погадал, кем может он быть, чтобы иметь такую власть над бешеным псом вроде мистера Хендерсона.

– Да, он похож на то, что я ищу, – сказал мистер Зелес. И спросил у меня: – Какого вы роста, мальчик?

– Чуть выше пяти футов, сэр, – ответил я, слегка покраснев, потому как всегда находились люди, говорившие, что я коротковат, и это бремя мне приходилось нести всю мою жизнь.

– А лет вам, если не ошибаюсь, четырнадцать?

– Ровно четырнадцать, – сказал я, добавив, впрочем: – И два дня.

– Идеальный возраст, – сказал он, а затем встал и подошел ко мне. Мужчиной он был красивым, ничего не скажешь. Высоким, худощавым, элегантным, с добрыми глазами, которые говорили, что он не из тех, кто может испортить человеку жизнь. – Надеюсь, просьба открыть рот вас не затруднит? – спросил он.

– Затруднит? – взревел мистер Хендерсон и захохотал. – Какая разница, затруднит его что-нибудь или не затруднит? Открой рот, мальчишка, делай, что велит тебе джентльмен!

Я решил не обращать внимания на его хриплые вопли, но сосредоточиться на французе. Он способен помочь мне, подумал я. И открыл рот, а он взял мою нижнюю челюсть в ладонь – она там целиком поместилась – и осмотрел зубы. Как будто коня выбирал.

– Зубы очень здоровые, – миг спустя объявил он. – Как удается пареньку вроде вас сохранять их в таком прекрасном состоянии?

– Яблоки ем, – сообщил я и заметил, что в моем голосе прибавилось уверенности. – Столько, сколько удается раздобыть. Они очень полезны для грызалок, так мне, во всяком случае, говорили.

– Что же, дело свое они определенно сделали, – сказал он и легко улыбнулся мне. – Вытяните перед собой руки, мальчик.

Я вытянул, и он сжал ладонями мои бока, потом грудь, но сделал это на манер доктора, а не человека, которого подобные штуки распаляют. На такого он нисколько не походил.

– Думаю, мальчик вы здоровый, – сказал он. – Хорошего сложения, с крепкими костями. Немного коротковаты, но это не беда.

– Спасибо, сэр, – ответил я, решив проигнорировать последнее замечание. – Вы очень добры.

Мистер Зелес кивнул и, повернувшись к мистеру Хендерсону, весело произнес:

– По-моему, он более чем подойдет.

Для чего? Для немедленного освобождения? Я переводил взгляд с одного из них на другого и гадал, что меня ожидает.

– Ну, тогда тебе повезло, парнишка, – объявил мистер Хендерсон и, взяв с тарелки кость, принялся высасывать ее таким отвратительным манером, что у меня мурашки побежали по коже. – Как бы тебе понравилось избежать двенадцати месяцев тюрьмы, э?