Бунт Дениса Бушуева - [11]

– Ничего особенного. Просто осенью был в МХАТе на премьере ваших «Братьев». Сидел с женой в четвертом ряду и видел, как вас вызывали. Даже сам похлопывал, а жена – так та даже присоединила и свой голос к общему хору голосов «Автора!»… Да-а, успех большой. Отлично играли Топорков и Москвин. Какой на редкость убедительный и сильный образ бандита-повстанца создал Топорков! Какой ум, какая силища!.. Хорошая пьеса, хорошая…

– Спасибо… – холодно поблагодарил Денис, чувствуя, что за сло вами и за тоном Муравьева кроется что-то недоговоренное и неприязненное.

– Только вот что, – продолжал Муравьев, все так же пристально глядя на Бушуева. – Объясните-ка мне, товарищ Бушуев: отчего это у наших писателей отрицательные персонажи, как правило, и сильнее, и убедительнее положительных?

Бушуев задумался, вопрос был неприятный. «Ну, на чёрта все это ему надо?» – с тоской подумал он.

– Я думаю, что мы не очень талантливы, за редкими исключениями, и просто бессильны показать положительного героя живым человеком…

– Э-э-э, бросьте, бросьте! – досадливо поморщился Муравьев и ловко, привычно положил ногу в ярко начищенном желтом ботинке на ляжку другой ноги. Такой прыти Бушуев не ожидал от заместителя Верховного прокурора и, проследив глазами полет желтого ботинка, незаметно улыбнулся. Муравьев же, опершись подбородком на сцепленные вместе короткие пальцы с волосатыми суставами, задумчиво повторил еще раз:

– Бросьте, бросьте… Вы ведь отлично знаете, что не в этом дело. Ну, да бог с вами!.. Но вот что еще – не сердитесь – я бы ваших «Братьев» вовсе не стал ставить. Все эти «Братья», «Страхи», «Земля» – все это в плане коммунистического воспитания масс дает отрицательный резонанс.

Он нервно встал и прошелся по кабинету. Бушуев внимательно следил за ним. Видно было, что Муравьев взволнован. Он подошел к окну и задумался, глядя на улицу.

Долго молчали.

За окном слышны были гудки автомобилей, неясный шум голосов. Где-то монотонно и надоедливо стучал пневматический молоток. Над Москвой по голубому сверкающему небу лебедями плыли кучевые облака. Сквозь открытую форточку откуда-то доносился тонкий, еле уловимый запах набухающих почек тополей.

– Революционная романтика хороша, когда все в ней находится в гармонии и равновесии, – тихо, не поворачиваясь, сказал Муравьев. – Нельзя допускать, чтобы в произведениях советских писателей не было равновесия сил…

И вдруг рассмеялся широко и откровенно. Круто повернулся.

– Слушайте, товарищ Бушуев, расфилософствовались мы с вами, а про дело-то и забыли…

Бушуев тоже как бы разом очнулся. И ему стало стыдно. Он поймал себя на том, что с интересом слушал Муравьева. И за этим отвлеченным разговором совсем позабыл про деда Северьяна. Впрочем, тут же подумал, что разговор этот, затеянный Муравьевым, вовсе уж не был таким отвлеченным, каким мог показаться на первый взгляд, – все это непременно касалось не только его, Дениса, но и находилось в какой-то неуловимой связи с делом старика.

Между тем Муравьев снова сел и снова стал перебирать бумаги, хмуро и сосредоточенно.

– Вы простите, товарищ Бушуев, – не поднимая глаз, тихо сказал Муравьев. – Северьян Бушуев ваш родственник, и мой вопрос, быть может, не совсем учтив. Но скажите, – вы-то в деревне жили, а я никогда не жил, – скажите, неужели ненависть к советской власти у «отрицательных персонажей» так велика, что восьмидесятилетний старец способен убить коммуниста только потому, что он – коммунист? Это я, конечно, не о вашем деде, а так, в принципе спрашиваю.

Карие глаза Дениса блеснули холодным, злым блеском. «Что он плетет? То – так, то – так!» – мелькнуло у него.

– Послушайте, товарищ Муравьев, я пришел к вам, чтобы постараться облегчить судьбу старика, если это возможно, а вы… Я повторяю: я не верю в то, что Мустафу Ахтырова убил мой дед. Да ведь и вы, кажется, всего пять минут назад склонялись к тому же…

Муравьев усмехнулся.

– Больше того: я убежден, что убил не он… – спокойно сказал Муравьев.

Бушуев во все глаза жалко и как-то растерянно посмотрел на него.

– Как так?

– Да вот так – из всего следственного материала видно… Да что вы в самом деле! – вдруг воскликнул он. – Ведь Северьяна Бушуева уже и в саду не было во время убийства!..

– Почему же… так почему же его не освободят? – все также растерянно спросил Бушуев.

Муравьев нервно дернул плечом.

– Да ведь тут сознание… или круговая порука – как угодно называйте. Быть может, старик просто покрывает преступника. Это у «отрицательных персонажей» бывает. Народ они крепкий.

Бушуев сидел, опустив голову. Десятки мыслей, как стрижи, метались и сталкивались. «Покрыл!» Кого мог покрыть дед Северьян, и почему? Алима? Кладовщика? Гришу?

– Вот что! – решительно сказал Муравьев, закрывая папку и кладя на нее тяжелую ладонь. – Конечно, ваши костромские ротозеи никогда не найдут убийцу. Дед же ваш вряд ли выдаст его. У меня на этот счет есть сведения. Мы его в лагере недавно допросили – и слышать не хочет!.. Поэтому ну-ка разберемся, Денис Ананьевич: можно ли освободить человека при такой неудобной ситуации?

«Кончено, – подумал Бушуев, – ни за что не освободят».