Через день Черномор вызвал Прохора в контору. Еле волоча ноги, с трудом, больной, прибрел он. Тонкими молоточками кровь стучала в висках, и перед глазами мутно колыхалась горячая зыбь.
В конторе Черномор без лишних разговоров выбросил на стол волостное свидетельство Прохора и причитающиеся деньги.
– Получай расчет и сейчас же убирайся!
– Куды ж я пойду, да еще больной, – ответил Прохор. Сам видишь, шатаюсь. Ветром в поле свалит!
– Иди куда хошь! Может, у тебя какая зараза! Не ровен час подохнешь, кто за тебя отвечать станет? Здесь не больница!
Молча берет Прохор расчет, только сухие горячие губы чуть дергаются, как бы что-то шепчут.
Сборы в путь недолги: лаптишки, рубаха с портами на смену, рушник – это в мешок, коса через плечо. Ослабевшему человеку и косу нести тяжело.
Прохор заходит в кухню взять кусок хлеба. Артельная кухарка Василиса сует ему горбушку со словами:
– Бери, касатик, только не мешкай! Беда, коли сам заметит!
Прохор благодарит Василису и сует хлеб в мешок.
– Куда же ты идешь, больной-то?
– А в Наскафтым! – отвечает Прохор.
Василиса соболезнует, качает головой и говорит про Черномора:
– Ах, зверь лютый! Вот зверь!..
Выйдя на дорогу, Прохор в последний раз оглядывается на усадьбу. Среди зелени и цветов белеют колонны барского дома.
В, сердце Прохора растет и зреет неутоленная злоба. Он сжимает кулаки.
– У-у-у-у! Змеиное гнездо! Сжечь бы дотла!
Солнце сыплет щедро золото на придорожные березы. Ветерок колышет на бугре сизые полынки. Жаворонок стрекочет вверху звонкую песню.
«Вот приду в Наскафтым, – думает Прохор, – прежде всего надо вызволять брата с Липатом. Дать три рубля уряднику, а пожалуй, пятерку – может, и ослобонит! А потом уже пойду в больницу…»
Бесконечной лентой уходит вперед дорога. Миллионы батраков пронесли по ней в синюю даль свою боль, заботу и борьбу.
