Бунт Афродиты. Tunc - [73]
Конечно, случались и антракты в этой медовомесячной спячке, когда мой альтер Чарлок грубо толкал меня, чтобы я очнулся. В Монте-Карло, например, я достаточно протрезвел, чтобы захотеть испытать удачу за игорным столом. Я собрал данные о номерах, чаще всего выпадавших в рулетке. Этим очень интересуются те неосмотрительные типы, которые желают, изучив их, изобрести свою систему и сорвать банк. Я был не намного лучше них и подумал: небольшой анализ, и дело в шляпе — когда-то я забавлялся теорией вероятности, — ах, жалкий изобретатель! Но когда я открылся Бенедикте, она очень решительно сказала:
— Нет, дорогой. Разве ты забыл, что почти всеми акциями казино владеет фирма? Полагаешь, они позволят мне проиграть в свой медовый месяц? Мы выиграем, Феликс, — но какой в этом смысл!
И в самом деле. Я бросил свои списки за борт и смотрел, как они спланировали на бледную воду.
Фирма была вездесуща, хотя её присутствие проявлялось в странной тактичной форме; я не имею в виду просто то, что капитан и команда судна знали, кто мы такие, и получили указание относиться к нам с особым вниманием. Всё было несколько сложней. В каждом порту, куда мы заходили, нас скромно встречал представитель фирмы и возил по местным достопримечательностям, словно вторых членов королевской семьи. Это было особенно приятно в странах, языка и обычаев которых мы не знали, к примеру в Камбодже, Индии. Тем не менее подобная ненавязчивая опека в конце концов начала тяготить. Очень часто хотелось осмотреть что-то, оставаясь анонимным постояльцем флорентийского отеля, но очередной губернатор приглашал нас к обеду. Ох уж эти огромные мрачные губернаторские дома с креслами, обитыми ситцем и охающими под тобой, с мамонтоподобными бильярдными столами, отвратительными картинами и несъедобной едой. Я вздыхал — мы оба вздыхали, — но, делать нечего, приходилось принимать приглашения. Конечно, чаще это случалось к востоку от Суэцкого канала: Средиземноморье не было нам чужим, не требовался нам гид в Афинах или Иокасленде торчащих дыбом минаретов. Но в Афинах было непривычно тихо — казалось, все покинули город, кто уехал за границу, кто на острова. Я ничего не мог узнать о Баньюбуле или Кёпгене, как ни старался. Было у меня мимолётное желание пройтись по Плаке и, может, заглянуть в номер седьмой, но я отказался от этого, убедив себя, что времени мало. Но в Стамбуле мы не удивились, завидя маленький белый катер, летящий навстречу кораблю, и Иокаса за штурвалом — это было задолго до того, как рассеялся туман, открывая древний город, миражом дрожащий среди бастионов, заросших тюльпанами. Я увидел здоровенную, уверенную ладонь Иокаса, скользящую по канату трапа, как щупальце глубоководного кальмара; следом и он сам предстал перед нами со своим застенчивым прыгающим взглядом. Он с искренней нежностью обнял нас, прижимая к груди. С собой он принёс кое-какие подарки: газеты, черноморскую икру, турецкие сигареты, редкостные украшения для Б. Мы провели день, сплетничая под белым тентом и глядя, как город выплывает из морских глубин. Ланч нам накрыли на палубе, и Иокас не раз поднимал бокал шампанского и произносил знакомые друидские тосты, благословляя наш союз. Бенедикта выглядела восхитительно в своей новой смуглой коже, волосы под соломенной шляпой стали как золотистый натуральный шёлк.
— Никогда не видел её такой спокойной, такой здоровой, — тихо сказал мне Иокас, и я был с ним согласен.
Он был полон новостей об имении и, конечно, о птицах и в какой они форме. Бенедикта жадно расспрашивала его. Больше того, в какой-то момент она захотела остаться на неделю, но график путешествия и без того был слишком насыщенный… Омар, старший сокольничий, умер, но Саид заменил его и прекрасно справлялся с делом. Придумал новый способ приманивать дичь. И так далее и тому подобное. Но среди этой массы новостей было и кое-что о других друзьях и знакомых: Карадок, например, — в Нью-Йорке, готовится лететь к месту своей новой авантюры. Карьера Графоса идёт по восходящей после того, как он едва не загубил её, влюбившись в уличную проститутку. А Кёпген?
— Он успешно работает в Москве, ему осталось пробыть там год или два. Я знаю, у тебя его рабочие тетради. — (По правде сказать, одну из них я взял с собой в путешествие.) — Что потом? — Иокас сверкнул золотой улыбкой и потёр руки. — Он получит большое вознаграждение и будет свободен продолжать свои исследования.
— А та икона?
— Да, мы нашли икону, которую он ищет; она в целости и сохранности и ждёт его. Но сначала дела фирмы. — Иокас хихикнул. — Приманка, а?
На стоянку океанского лайнера в Стамбуле было отведено всего несколько часов; вряд ли был смысл сходить на берег на столь короткое время; стайки экскурсантов бросились по трапам вниз, набились в автобусы и получили краткое удовольствие от зрелища громадных стен из дымящегося навоза. Но мы остались сидеть на палубе, вяло болтали, пока они не вернулись и эхо предупредительного гудка не взлетело к небу. Бенедикта, опершись на поручень, смотрела на воду.
