Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs. - [25]

— Я тоже тебя люблю! — ожил динамик телефонной трубки мягким Машиным голосом.

Теперь мы молчали вместе. Связь резко оборвалась — девушка на английском языке что-то говорила, но я уже не слышал её. Я посмотрел на экран — нет приёма.

— Ебать-копать!

Маша была девушкой умной и, безусловно, всё поняла — за неё я мог быть спокоен. Приедут эти отморозки ко мне, в мою квартиру, что они там найдут? Лист стали, с антивандальным покрытием, соседская собака — шотландский дог, и её владелец — отставной полковник танковых войск. Столько проблем, которые вынырнули буквально из воздуха, вместе с неожиданно появившимся в моей жизни старым другом. «Если сдать этим бандитам Борю, то проблема решится сама собой! И всё будет как прежде!» — зажглась предательским огоньком в глубине души гнусная мыслишка. Именно сейчас я понял, что в этот самый момент, решается моя судьба, и главное решение должен принять я сам, здесь и сейчас! Но я не тот человек, который может сдать друга, и этим вариантом не воспользуюсь даже в самом крайнем случае — не быть мне Симаком! Пока эти бандиты не поймают Бориса, меня всегда будет подстерегать опасность, за тёмным углом укрытого чёрным покрывалом ночи дома; в подъезде — за заблёванными дверями меж этажных балконов; при прогулке по своей улице в вечернее время — опасность будет бесшумной тенью подкрадываться сзади, ступая тихо след в след. Эта опасность, как инфекционное заболевание, которое передалось от Левинца — мне. И самое страшное, что от меня эту заразу может подхватить Маша — она вообще не причём, не при делах, но косвенно связана с Борисом, через меня. И теперь опасность грозит и ей — нет, эту проблему нужно решать, пока сложившаяся ситуация, — словно бешено раскрутившийся дизельный двигатель, ушедший «в разнос», — не усугубилась неожиданными обстоятельствами. Я должен вмешаться, точнее — я уже вмешался, не по своей воле став одним из участников неприятной истории. Я посмотрел на Бориса, который, как ни в чём не бывало, смотрел на дорогу сквозь лобовое окно. Телефон дзынькнул, оповещая меня о входящем сообщении, мы снова были «в сети»:

«Я всё поняла, буду умницей. Жду тебя — ты знаешь где! Можешь мне не звонить — я выключила телефон, и вытащила сим-карту! Пока, любимый!»

Я написал ответ:

«Всё будет хорошо, любимая. Я приеду, скоро. Не волнуйся ни о чём, у нас всё получиться!». Отправил. Телефон снова ожил: «Отчёт о доставке: Не доставлено». «Наверно уже отключила!» — подумал я, и на душе стало как-то светлее, легче; будто не видимая глазу тяжёлая ноша, была сброшена в тот момент, когда я прочёл это уведомление.

* * *

— Алексей Иванович? Добрый день! — говорил приятный мужской голос, передаваемый динамиком дорогого телефона, который сжимал в своей руке Крап.

— Да, слушаю! — чуть грубовато, отозвался владелец телефона, не любивший, звонков с неизвестных ему номеров.

— Тут такое дело… вам нужен некто Борис Сергеевич Левинцилов, а так же его друг. Я располагаю нужной вам информацией, которая без сомнения поможет вам разыскать обоих!

— Не знаю никакого Левинцилова! Мужик, ты номером ошибся! Я честный человек…

— …Я понимаю, — перебил его незнакомец, чуть усмехнувшись, — Мне нужно, чтобы вы просто записали то, что я вам сейчас скажу. Можете молчать, если вам так будет спокойнее.

* * *

Левинц так же смотрел сквозь стекло на дорогу, изредка поглядывая на меня, безразлично наблюдая за моими действиями — будто бы наш с Машей разговор его совершенно не касался. Может его безразличие наиграно, и в душе ему тоже хочется иметь рядом надёжного друга, любимую девушку, которой не безразлична твоя судьба, которая разделит твои проблемы. «Интересно, понимает ли он, что все трудности, с которыми столкнулся я и Маша, всё это из-за него?» Я попытался перевести мысли на тех, кто едет в машине за нами: «Что они могут сделать в данный момент? Выследить нас, подождать пока мы заедем в тихое местечко — а мы рано или поздно в него заедем — но что будет потом? Всё зависит от того, чем всё-таки закончилась история с Вилли. Если Левинц забил его до смерти, то… но мы ведь ещё едем? При желании нас давно могли бы расстрелять из автомата, например при обгоне, или у той же придорожной шашлычной. Но Борис говорил, что этот «Крап» отморозок, и получает кайф от мучений, которые при пытках испытывают его жертвы. Тогда, возможно, они постараются взять нас живьём, например, спровоцировав небольшую автомобильную аварию».

* * *

После посиделок в кафе прошёл час, машин с каждым километром становилось всё меньше — чувствовалось, что мы отдаляемся от Москвы. Зелёная девятка уже не особо маскировалась, и иногда ехала за нами «в хвост», нагло пристроившись так близко, что через заднее окно не было видно номеров машины. Этот приём известен и мне: ненавязчиво «нарисоваться» — в кафе, толкнув стул Левинца, обозначив себя таким образом. Видимо, по сценарию между нами должна была вспыхнуть перепалка — не зря же этот увалень в белой кепке остановился, ожидая дальнейшей реакции Левинца. Но, увидев, что его действие осталось без последствий, решил уйти — чтоб не нарываться на открытый конфликт перед сотрудниками шашлычной. Затем они создали видимость маскировки — но только видимость, обязательно нужно было, чтоб я, — водитель, — их заметил. Потом постепенно уменьшать эту самую маскировку, вводя «жертву», — то есть нас с Борисом, — в панику и замешательство, нагоняя на нас жути. Именно в таком состоянии мы и должны начать совершать ошибки и глупости, руки у нас должны трястись, движения наши должны быть резкими и не продуманными — так нас проще всего будет уткнуть бампером в столб. Вот только одного они про меня не знают: я не нервничаю, и мне нечего боятся! Дома, кроме умницы Маши, — которая, без сомнения, уже упаковала вещи, — у меня никого нет! Есть квартира, машина, непонятная работа и сомнительное «хобби». Увлечение раскопками, военной археологией, подразумевает наличие некоторого опыта выживания в тяжёлых условиях; выносливости, хитрости, авантюризма, наличия знаний диверсионного характера. Ведь чтобы изучать войну, часто приходится ставить себя на место командиров, и видеть поле боя таким, каким видели его они. Наш противник не знает, есть ли у меня оружие, какие у меня знакомства и прочую личную информацию обо мне. Будучи поисковиком, многую информацию о себе приходиться скрывать. Иногда чувствуешь, что ты какой-то шпион, только вот не понятно, на разведку какой страны ты работаешь? Оружие у меня, конечно, есть — пускай и травма. Я вспомнил одного копателя, его прозвали «Фриц» — кажется, за пристрастие к немецкой военной истории. Сейчас ему где-то сорок лет, он ветеран поискового дела, поскольку начал заниматься «этим», наверное, с самого рождения. Возможно, первым подарком, который ему подарили на день рождения родители, — если допустить, что он когда-нибудь был маленьким, и что он не сын самой войны, — то первым полученным подарком, несомненно, была лопата. Вообще, вначале девяностых он уже продавал на черном рынке пистолеты «ТТ», большую партию которых он поднял из забытого партизанского схрона, времён «ВОВ». На территории Советского государства было сделано множество таких схронов ещё до начала Великой войны, в разных областях и регионах страны — знал главный вождь, что грядёт страшная война. Но в 1939 г. инициатора закладок для партизан заподозрили в подготовке восстания против самого Сталина. С разведчиком долго не чикались, сразу определили того в кутузку, где он провел, много ли мало ли, «весёлых» деньков. Все закладки изъяли — все… ну, или почти все…