Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs. - [182]

— Ну что, товарищи! — обратился сразу ко всем Егерь, для чего-то встав ногами на снарядный ящик. — Нужно минировать четвёртый «ДОТ», и туннель! Сделаем так, что своды туннеля обрушились! Но для начала нам нужно открыть дверь. Предлагаю кому-то заняться дверью, кому-то минированием!

— Я с Серёгой, — сказал Симак. — Будем дверь открывать. Один раз у нас это почти получилось! Левинц, ты с нами?

— Не вопрос! — отозвался тот. — Сейчас мы эту дверцу…

— Афганец пусть тоже с нами будет, а то вдруг дверь мы откроем, а оттуда нечисть какая-нибудь выползет?

— Хорошо, — согласился Егерь. — Со мной идёт Мишин и Винт. Погнали, пацаны!

Дверь

Терех сгрёб в охапку мешок с взрывчаткой, запас которой был у немцев, отложил горку цилиндрических брусочков в сторону, желтовато-розового отсвета, по виду похожих на пенопласт, который долго плавал в грязной реке. Он пояснил:

— Может так получится, что взорвать то-туннель мы, конечно, взорвём — но вдруг за этой дверью окажется глушняк? Поэтому, предлагаю заначить немного взрывчатки — в крайнем случае, с её помощью мы как-нибудь выберемся!

Ещё он отложил несколько килограммовых кирпичей взрывчатки, отмотал бикфордов шнур, и выложил несколько самодельных взрывателей: вытащив пулю из винтовочной гильзы, он ссыпал порох, и засыпал более мелкий порох от пистолетного патрона. Вставил в горлышко винтовочной гильзы шнур, и завальцевал его. Такие взрыватели нужны были для того, чтобы тротил сдетонировал, хотя по логике можно было использовать любую немецкую гранату, но у «M-24» задержка составляет 5–8 секунд, — а этого времени будет явно недостаточно, чтобы отбежать на безопасное расстояние. А шнур можно нарастить, либо насадить на него «табачный замедлитель», который, за время тления, даст предостаточно времени, чтоб покинуть опасную зону.

Серёга принялся сбивать обугленную пластмассу сгоревшего рубильника молотком. Затем, нужно было замкнуть два контакта, выставив перед этим вручную обороты дизеля на полную мощность. Он держал кусок толстой медной пластины, зажатой в пасти покрытых слоем ржавчины пассатижей, и был готов поднести её в любой момент к контактам, замкнув их. Симак был у двигателя, держа руку на рычажке ручного управления. Афганец, рядом с Левинцем, заняли позиции в коридоре, взяв дверной проём на прицел двух пулемётов. Алёна была рядом с Симаком, несмотря на его протест. С немецким автоматом в руках, в немецких брюках и военных ботинках, она была похожа на немецкую фрёйлин. Для контраста, — а может для того, чтоб разрядить напряжённость подруги, — Алёна нацепила на голову офицерскую кепку, как у Левинца. Выглядела она действительно забавно, и Света немного расслабилась, вдоволь посмеявшись над видом подруги.

— Понеслась! — скомандовал Симак, усилив обороты дизеля до максимума.

Двигатель взревел, в комнату из латунных труб системы выпуска отработанных газов хлынул поток дизельного перегара. Запах «Икаруса» наполнил генераторную. Глушитель не справлялся с сильным потоком газа, и пропускал в комнату вместе с дымом, громкий рёв. В тот же миг Беркут прислонил, — нет, он буквально вдавил пластину, — навалившись на щиток весом своего тела. В щитке заискрило, запах палёной проводки перемешался с дизельным выхлопом; искры, фонтаном сыплющие из щитка, осветили генераторную до ряби в глазах. Раздался глухой стук в стену — такой же, как в прошлый раз, когда они пробовали открыть эту дверь.

— Идёт, падла! — сквозь рёв дизеля донёсся до слуха Симака крик Афганца.

— Руки жжёт! — закричал Беркут. — Больше не могу!

— Держи! — крикнул Симак, схвативший за руку Алёну, и прислонивший её руку к рукояти управления оборотами.

— Дави! — крикнул он на ухо девушки.

Но она и так всё поняла, и дизель продолжал бешено молотить, испуская дым, от которого на глаза уже наворачивались слёзы. Симак попытался перехватить раскалённые пассатижи, и тут же отдёрнул руку — пластмасса на ручках расплавилась, казалось, что ручки накалились добела. Он подхватил ведро с водой, стоявшее у колодца, но тут же одумался, ведь вода — это проводник электричества, убьёт на фиг обоих! Он хотел было сдёрнуть огнетушитель со стены — но тут же остановил себя: срок его годности давно истёк. Симак ощупал комнату глазами, и взгляд зацепился за промасленную ветошь, и лежащие под ней перчатки. Он быстро накинул их на руки, взяв ветошь, тут же накинул её на пассатижи и, отстранив Беркута, сам схватился за пассатижи, вдавливая её весом тела в щит. Трещала оплавленная изоляция на проводах, идущих по стене, извергая кислый, едкий дым. В горле запершило, он несколько раз посмотрел на искрящий щит, и теперь он испытывал чувство, будто в глаза сыпанули песком. Ветошь дымила маслянистой гарью, ещё немного — и она прогорит. Симак чувствовал, что кожа рук обожжена, — но отпускать проклятые пассатижи было нельзя. Стоило чуть ослабить давление на них, как фонтан искр усиливался в разы, из коридора в такие моменты слышались тревожные крики. И он вновь, превозмогая боль, давил изо всех сил. Медная пластина уже почти полностью расплавилась. Маленькие брызги меди — искры, — острыми иглами обжигали шею, прожгли одежду, отвернувшего лицо в сторону Симака. Он посмотрел на Алёну, они встретились взглядом, и он увидел в её расширившихся глазах напряжение и боль. Он понял, как она переживает, глядя на него — казалось, что вот сейчас она бросит дизель, и оттолкнёт Симака, заняв его место. «Хорошая девка, — подумал он, — И что она во мне нашла?». Подбежал Беркут и, держа перчатками в руках толстую стальную трубу, он отстранил Симака, один конец трубы упёр в щиток, другой — в распор поставил на противоположную стену. Симак отпустил руки — оплавленные пассатижи вывалились, неслышно брякнувшись о кафельный пол. За счёт давления распора, труба не так искрила, но Симак видел обгоревшие провода на стене, некоторые из которых расплавились полностью, и оставалось только удивляться, как механизм замка двери ещё работает? Он окунул обожженные руки в ведро, кусок брезентовой рукавицы приплавился к коже левой руки. Руки жгло, будто бы он только что на спор, пьяный, держал их в огне, а сейчас протрезвел, и почувствовал боль с новой силой, от которой он едва не терял сознание. Симак посмотрел на руки Беркута — на них чернел отпечаток рукоятей. Он вышел в коридор, и вначале увидел напряжённые взгляды Левинца и Афганца, устремлённые в открывшийся проём, наполненный непроглядной тьмой. Дверь была полностью открыта, и Симак поспешил на склад, за металлической трубой. Поскольку в прошлый раз дверь закрылась сама — будто на пружинах, стоило лишь отключить питание. Он нашёл подходящую, диаметром в дюйм, трубу, которая с виду как раз подходила по размеру. Ржавый металл был ещё крепок, ржавчина тронула лишь наружную поверхность трубы. Симак прислонил один её конец к двери, другой упёр в стену. На случай они вместе с Левинцем и Беркутом натаскали гору всякого хлама, и сложили его горкой в дверном проёме. Какая ни какая — подстраховка от несвоевременной самоблокировки. Вернулся Егерь с Мишиным и Винтом. Увидев открытую дверь, окутанную клубами выхлопа и гари изоляции, Терех присвистнул: