Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs. - [153]

— Да, ты прав! Я смутно помню, — может и вовсе мне приснилось, — будто всю ночь грохотала канонада, послышалось даже, будто летает вертолёт!

— Да? Я тоже это слышал! Двоим не кажется, так говорят?

— Ну да, если эти двое трезвы! А мы насвинячились из-за этого! — и Серёга пренебрежительно ткнул стволом автомата в сторону мочившегося на дерево Левинца.

Левинц обернулся:

— Ты стволом в людей не тычь! А то я своим «стволом» тебя тыкну — мало не покажется, насквозь вдоль проткну — изо рта торчать будет!

Серёга засмеялся:

— Слышь, Гитлер, я вот сейчас спущусь с Симаком в каземат, и дверку закрою, и тыкай на здоровье своим стволом зайцев и кабанов, пока тебя олень на рог не нашпилит!

— Ты че меня всё Гитлером погоняешь?

— А чего, похож — один в один, ус только приклеить вообще копия будет!

— Тебе мозг если в голову вставить, то ты тоже на человека станешь похож! — разошёлся Левинц.

— Слышь, тебе «капитулирен» в натуре устроить?

Борис, наконец, закончил своё занятие и, подхватив прислонённый к соседнему дереву пулемёт, одёрнув шинель и выпрямившись, направился к «ДОТу».

— Это можно, но только после того, как похмелимся! — сказал Левинц, доставая из кармана шинели бутыль.

— Опять этот шнапс, меня от одного названия уже мутит! — признался Серёга.

— Ничего, дружище, немцы его пили, не просыхая — и ничего!

— Только войну проебали — а так да, ничё! — вставил Сергей, принимая наполненную до краёв стопку. — Эх, Борис, споишь ты нас!

— Давай — давай, не грей стакан, и тару быстрее освобождай — я с собой только одну стопку взял! Пей: с похмела и жизнь не мила — а нам воевать ещё! — наставлял Левинц.

Серёга зажмурился и влил в себя жидкость. Затем подошла очередь Симака, который тоже не без труда, осушил ёмкость. Борис же легко проглотил шнапс, не поморщившись, предварительно стукнувшись стопкой со стальным стволом пулемёта.

— Видно давно тренируется, небось и медалька золотая по литр-болу имеется? — предположил Беркут.

— Завидовать вот только не нужно! — оборвал его Борис. — Пить сам не умеешь, так стой молча, не мешай дяде!

— Дядя Гитлер решил пить много шнапс! Это не есть гут! — попытался подделать немецкий акцент Беркут, который после выпитой стопки сразу порозовел и повеселел.

— Я я, дастиш фантастиш!

— Майн фюрер, даст их би зингер оф шпрингер? — импровизировал Серёга.

— Зи дринк ви ан швайн[60]!

Серёга засмеялся, но смех его в какой-то миг резко угас, лицо сделалось серьёзным, жёстким:

— «Швайн»? — с вызовом спросил он Бориса. — Это я-то «швайн»? — видимо, перевод этого слова с немецкого языка был известен Серёге.

— Найн швайн! — засмеялся Борис, отгораживаясь от наступающего на него Серёги своим пулемётом, ствол которого смотрел куда-то в сторону леса.

— Я швайн?! — разошёлся не на шутку Серёга, лицо которого побагровело.

— Найн! Их капитулирен, камрад, нихт чизен!

Серёга резко оттолкнул пулемёт, который не давал ему подойти к Борису, в сторону.

— Я тепе покажу, швайн!

И в тот момент, когда Беркут отталкивал пулемёт с зенитным кольцевым прицелом в сторону, палец Левинца зацепился за курок. Пулемёт дёрнулся, хлопнуло несколько выстрелов, и оружие вылетело из его рук.

* * *

Мишин словно бы очнулся — всё произошедшие с ним некоторое время назад события, на долю секунды показались ему бредовым сном: сейчас же он стоял совершенно один, среди деревьев. Солдата, за которым он бежал, не было — он исчез, растворился так же, как и появился. По земле стелился плотный туман, словно покрывало, расстеленное между частыми стволами деревьев. Он ощутил тяжесть решетки от «УАЗа», которая теперь вновь висела на его плече. «Где я?» — пронеслось у него в голове. Окружающий его мир вновь наполнился непроницаемой стеной тишины, ему казалось, что он попал в другое измерение, в другой мир. Тишину нарушил какой-то железный лязг. Он прислушался, и услышал человеческую речь. Голоса доносились из-за деревьев. Медленно, ощупывая перед каждым шагом почву ногой, — чтобы не наступить на ветку, — он шёл в направлении, откуда доносилась речь. Слов было не разобрать, но слышалось, что голоса разговаривающих людей не наполнены злобой, агрессией. И тут перед ним резко предстало старое строение, словно выросшее из утреннего тумана. Перед бетонным квадратом с ржавой дверью стояли три человека. Мишин находился в нескольких десятках метров от них. Они не видели его, зато он видел, и слышал их. Люди были вооружены. Один был одет в камуфлированный костюм, на его плече висел немецкий автомат. Другой был одет в одни немецкие офицерские брюки, у него на плече висел автомат, похожий на автомат Калашникова. Третий был голым, если не считать немецкого кителя, с какими-то наградами, фуражки на голове, трусов и ботинок. На земле стояла полупустая бутылка, на горлышко которой была надета стеклянная стопка. Парень в камуфляже, и полуголый офицер спорили, и Мишин мог поклясться — они говорили на немецком! Офицер закрывался от камуфлированного пулемётом с огромным, нелепым прицелом, и с круглыми, коробчатыми магазинами, поставив оружие поперёк своего живота — как палку. По лицу курсанта скатывались крупные капли пота. Его тело трясло — он не понимал, где он, и что происходит перед ним. И тут камуфлированный резко оттолкнул в сторону пулемёт, ствол которого как раз смотрел в сторону Мишина. Грохнули выстрелы. Пули упали точно под ноги Курсанта, из тумана под ногами в лицо брызнули земляные комья. Он посмотрел себе под ноги, затем медленно поднял голову, и увидел, что все трое как-то растерянно смотрят на него.