Бумеранг не возвращается - [15]

Работник посольства, отозвав в сторону журналиста, объяснил ему обстановку. Никитин внимательно прислушивался к их диалогу. После беседы с работником посольства Эдмонсон подошел к Никитину и сказал:

— Если мои показания могут помочь следствию, я готов отвечать.

— Прошу вас, садитесь. Нас интересует, мистер Эдмонсон, как давно вы знаете Мехию Гонзалеса?

— Я уже сказал вам: впервые увидел мистера Гонзалеса двадцать седьмого декабря. До этой встречи мы знакомы не были.

— Однако коммерсант к вашему приходу заказал обед на две персоны. Чем вы это объясните?

— Я был на Внуковском аэродроме при встрече торговых представителей Запада как корреспондент «Марсонвиль Стар». Познакомившись со мной, Мехия Гонзалес сказал, что у него есть для меня посылка от моей жены Эллэн Эдмонсон. Я спросил его, когда я могу зайти за посылкой. Он мне назначил пять часов вечера. Обед для меня явился полной неожиданностью. После обеда мы вышли вместе. Гонзалес простился со мной на площади Революции и взял такси.

— Посылку вы получили?

— Да. Я раб своих привычек, жена это знает. Эллэн прислала мне сигареты «Фатум». Я курю эту марку много лет.

— Вы имеете в виду эту марку? — спросил Никитин, доставая из чемодана коммерсанта пачку сигарет.

— Да, Гонзалес также курил «Фатум».

— Почему вы говорите «курил»? — спросил Никитин, делая ударение на прошедшем времени.

— Я не знаю, курит ли он их сейчас!.. — все более раздражаясь, ответил Эдмонсон. — Когда вы его найдете, вы спросите его об этом сами!

— Хорошо, спрошу обязательно, — спокойно сказал Никитин и не менее вежливо заметил:

— Ваша жена, господин Эдмонсон, очевидно, давно знакома с Мехией Гонзалесом?

— Они не знакомы. Гонзалес был в Марсонвиле по делам своей фирмы, посылка — это просто его любезность, — резко бросил Эдмонсон.

— Благодарю вас, господин Эдмонсон, — с подчеркнутой вежливостью сказал Никитин и, уже прощаясь, неожиданно спросил:

— Не могли бы вы, господин Эдмонсон, сообщить следствию, где вы были с третьего по седьмое число этого месяца?

— Мне было сказано, что в Советской стране я совершенно волен находиться там, где мне этого хочется! — уже совсем не сдерживаясь, ответил Эдмонсон.

— Вы правы, господин Эдмонсон, никто в нашей стране не посягает на вашу свободу.

Отлично понимая, что этот допрос не дал ощутимых результатов, Никитин вышел из комнаты и спустился вниз. В вестибюле ему удалось выяснить, что в день исчезновения коммерсанта у двери дежурил швейцар Пожидаев, что сегодня он выходной и только завтра придет на дежурство. Никитин пришел в отдел кадров и, взяв домашний адрес Пожидаева, вызвал машину из Управления.

Пока пришла дежурная машина, он гулял по Манежной площади. Был погожий зимний день. Оживленная молодежь проходила веселыми стайками, в МГУ собирался новогодний бал. Еще не убранный, только недавно выпавший снег на тротуаре хрустел под ногами, а на площади автопогрузчики загребущими «руками» швыряли снег на ленты транспортеров. Никитин очень любил эту шумную, хлопотливую жизнь города. Улица подчиняла себе ритм его мышления. Он шел быстро, точно торопясь куда-то, и думал: «Трудно сказать, что представляет собой Эдмонсон. Еще труднее определить его роль в деле исчезновения Гонзалеса. Во всяком случае, чья-то режиссерская рука ставит этот спектакль».

Заметив, что дежурная «Победа» остановилась у подъезда гостиницы, Никитин заторопился к машине.

Пожидаев жил в одном из переулков Марьиной рощи, в старом двухэтажном доме в два крыльца. Одно вело в первый этаж, другое на второй.

Никитин потянул ручку звонка и услышал, как в глубине дома зазвенел колокольчик, затем тяжело заскрипела лестница и перед ним предстал сам Алексей Захарович Пожидаев, грузный высокий человек с внешностью придворного церемониймейстера.

Хозяин пригласил Никитина подняться наверх.

В комнате было много субтропической растительности в горшках, банках, бочках на окнах, столах и подставках. Здесь было тепло, как в оранжерее.

— У меня к вам, Алексей Захарович, весьма щекотливое дело, — начал Никитин, показав хозяину удостоверение. Его добродушные с маленькой хитринкой глаза излучали такое дружеское тепло и доверчивость, что Алексей Захарович, еще не зная, что от него требуется, был готов на все, лишь бы сделать приятное гостю.

— Третьего числа, в субботу, вы, Алексей Захарович, по просьбе иностранца, проживающего на третьем этаже гостиницы, вызывали такси…

— Как же, уважаемый, отлично помню. Я ему такси от гостиницы «Москва» брал, — охотно ответил Пожидаев.

— Очень вас прошу, Алексей Захарович? вспомните все по порядку. Что он сказал? Как сел? Куда поехал? Ведь он пропал…

— То есть как пропал?! — удивился Пожидаев.

— Как в воду канул. Может быть, вы что-нибудь новое скажете. Только вот на вас и надежда, — сказал Никитин.

Польщенный хозяин дома потянулся к буфету, и на столе появился графинчик с водкой, настоенной на апельсиновой корке, и домашние пирожки на блюде.

— Могу, уважаемый, рассказать. У меня с этим иностранцем очень примечательная история вышла. Угощайтесь, — сказал Пожидаев, наливая в рюмки настойку.

— Сначала история, Алексей Захарович, а рюмочка потом.