Бумеранг на один бросок - [28]

— Не помнишь, в каком году мы познакомились?

— В тридцать четвертом. Нет, кажется, позже…

— А когда ты узнала, что ты эхайн-полукровка?

— Так ты сам же мне и сказал! И было это… м-м… пять лет назад.

— Четыре, а не пять, — поправил дядя Костя. — Со мной связался один, скажем так, человек и сообщил следующее: Департамент оборонных проектов считает своим долгом поставить меня в известность о том, что среди моих знакомых есть по меньшей мере один эхайн, а если быть точнее, то половина эхайна. К моей чести, спустя положенных для изумления пять секунд я осведомился: уж не о субнавигаторе ли галактического стационара «Кракен» Оленьке Лескиной речь? После чего настал черед моего собеседника удивляться, и удивление это отняло у него существенно больше времени, нежели у меня. Опять же, к его чести, он не унизился до расспросов, каким образом я пришел к столь верному заключению. Это было очевидно: в моих знакомых числится только один человек безусловно эхайнских статей.

— Этого твоего собеседника звали, часом, не Иван Петрович Сидоров? — спросила мама, хмурясь. — Не Джон Джейсон Джонс?

— Нет, — возразил дядя Костя. — Его зовут Людвик Забродский. Во всяком случае, таково его подлинное имя, хотя не поручусь, что при определенных обстоятельствах он может называть себя иначе.

— И как же этот Забродский вычислил вражескую лазутчицу в наших рядах? — осведомилась мама.

— Очень просто. Эхайнский генотип в ту пору уже стал известен…

— …и очередное медицинское обследование наконец-то дало ответ на старый вопрос о причинах Оленькиного замечательного роста, — закончила фразу мама.

— Зато поставило перед Департаментом оборонных проектов новые вопросы, — сказал дядя Костя. — На которые они не могут дать исчерпывающего ответа до сих пор. То есть, кое-что им удалось установить. В службу эскорта представительства Федерации во Вхилуге был внедрен агент эхайнской разведки. Звали его действительно Антон Готтсхалк. Доклад, а скорее всего — само открытие доктора Лескиной представляло для эхайнов безусловный интерес, потому что их генотип, по понятным причинам, очень близок к нашему, а значит, биохимические процессы развиваются по тем же правилам. И, кстати, появление нашей Оленьки на свет божий — тому яркое свидетельство. Эхайнский агент легко сблизился с Майей Артуровной, наверняка получил доступ ко всей информации об открытии, после чего с легкой душой и приятным ощущением исполненного долга исчез навсегда.

— Подлец! — с театральными интонациями произнесла тетя Оля. — Обольстил бедную девушку… поматросил и бросил!

— Господи, Ольга! — вдруг всплеснула руками мама. — Это и в самом деле безнравственно! Они попросту провели над твоей матушкой генетический эксперимент…

— Не думаю, — сказал дядя Костя. — И вот почему. По сведениям все того же Департамента, эхайны не проявляли к судьбе маленькой Оленьки никакого интереса. Они вообще о ней не знали! И эти сведения достоверны. Согласись, что так генетические эксперименты не ставятся. Думаю, что эхайн-разведчик просто использовал близость с доктором Лескиной как формальный прием для извлечения информации. Либо же… если Майя Артуровна в ту пору была голубоглаза и светловолоса, как и Ольга, то он серьезно увлекся ею и наверняка впоследствии сожалел о мимолетности этого романа.

— Мама была именно такова, — кивнула тетя Оля. — Да она и сейчас хороша собой.

— Уж я-то знаю, насколько эхайны влюбчивы и сентиментальны, — сказал дядя Костя. — Эхайны обожают блондинок. Голубоглазые блондинки могут вить из них веревки. Если бы у нас нашлось достаточное количество голубоглазых платиновых блондинок, обязательно натуральных — клонессы Мерилин Монро изволят не беспокоиться! — да еще, по возможности, с «доминантой Озмы», мы бы давно покончили с этим дурацким межрасовым конфликтом…

Похоже было, что все забыли о моем присутствии. А у меня на языке вертелось столько вопросов сразу, что я даже не знал, с каким встрять в разговор в первую очередь!

— Какие еще выводы воспоследовали из этой истории? — сам себя спросил дядя Костя. — Например, что этот загадочный агент, возможнее всего, этнически был Светлым Эхайном — потому что Светлые Эхайны всегда были максимально толерантны к человечеству и не раз предпринимали попытки сближения. В том числе и весьма удачные… я имею в виду Нигидмешта Нишортунна и Озму. Или, что менее вероятно, он мог быть Лиловым либо Желтым. Последнее предположение целиком выстроено на методе исключения — мы просто слишком мало знаем об этих расах и об их стереотипах восприятия человечества. Но вряд ли он был Красным Эхайном, поскольку те избегают любых соприкосновений с людьми по принципиальным соображениям, и определенно не Черным — эти людей попросту спинным мозгом ненавидят…

Он осекся.

Все взгляды сразу обратились в мою сторону. Я сидел, втянув голову в плечи, и не знал, что сказать.

— Похоже, я сморозил глупость, — наконец вымолвил дядя Костя. — Ты… Черный Эхайн… как, не обиделся?

— Да вроде бы нет, — ответил я. — Не такой уж я и Черный… так, серенький.

— Ну и ладно, — сказал дядя Костя. — Моя история тоже закончилась. Давайте, что ли, завтракать.