Бумажный тигр (II. - "Форма") - [209]

— А в том, что следующие две или три недели рыбаки, промышляющие своим незаконным промыслом, в прибрежном море, рассказывали о странных картинах. Многие морские обитатели — рыбы, крабы, скаты, моллюски — вдруг разжились чудными украшениями, которые при ближайшем рассмотрении оказались нанизанными на водоросли частями человеческих тел. Один мой приятель, сам в прошлом рыбак, утверждал, что собственными глазами видел молодого катрана, кокетливо щеголяющего в ожерелье из человеческих носов, и дельфина, украсившего себя замысловатой брошью, изготовленной из человеческой челюсти. Да, вообразите себе, морские твари носили украшения из человеческих тел, как мы носим жемчуг или кораллы! Что это, если не проявление чувства юмора? Да, согласен, юмора своеобразного, специфической формы, однако это, как мне кажется, говорит о том, что Танивхе против общепринятого мнение, кое-что о нас, людях, все же понимает… О, взгляните, мы уже почти добрались до порта! Не отставайте от меня, я знаю некоторые здешние тропы, которые приведут нас к пристани в обход многих препон.

— Так вы хорошо знаете порт? — осведомился Уилл.

Было ли это насмешкой? Лэйд не мог сказать этого с уверенностью, отрешенный вид спутника делал невозможным любую попытку прочесть его мысли. Скорее всего, не было, но Лэйд все равно ощутил едкую душевную изжогу.

Да, он хорошо знал порт. Его окрестности и внутреннее устройство, его основные течения и тайные тропы, его размежеванные ленные владения и привычки. Не потому, что всегда интересовался портовой жизнью, напротив, все порты, где ему прежде доводилось бывать, производили на него тягостное впечатление, возможно, потому, что, как и подобает большим сложно устроенным механизмам, были охвачены постоянной суетой, в которой пришлый человек невольно ощущал себя лишней деталью, ни к чему толком не присоединенной и лишь путающейся у всех под ногами.

Однако в те редкие минуты, когда в лавке выдавалось свободное время, он приходил сюда, в порт. Не в «Глупую Утку», где всегда собиралась хорошая компания, не в какой-нибудь веселый бордель в Шипси, где тоже можно было славно и не разорительно для кармана провести время, не в чопорный Редруф или лощеный сияющий Айронглоу. Сюда — на окраину Клифа, где с высоты открывался замечательный вид на порт. И подолгу застывал без движения, глядя вниз.

Порт жил своей обыденной жизнью, суетливой, шумной и с высоты кажущейся беспорядочной, почти хаотичной, как кажутся постороннему наблюдателю все сложноустроенные процессы. Меж серых складских громад неторопливо сновали грузовые локомобили, перевозя груды ящиков и мешков, хриплыми птичьими голосами перекрикивались рельсовые краны, легко поднимающие грузы из распахнутых трюмов на головокружительную высоту, громыхали тяжелые лебедки, дребезжали цепи, нечленораздельно звенела отчаянная брань портовых рабочих.

Но Лэйд знал, что приходит сюда не для того, чтоб разглядывать эту муравьиную возню или вести учет тысячами тонн перемещаемых грузов. Его не интересовала портовая логистика, ему было плевать, куда направляются из Нового Бангора тысячи бушелей копры, угля, сахарного тростника, железная руда и шерсть. Если что-то и привлекало его внимание, так это корабли, мягко покачивающиеся у причалов.

Он никогда не был сведущ по части корабельного дела и едва ли отличил бы винджаммер[223] от лихтера[224], но, в отличие от портовых мальчишек, его интересовало не устройство и не техническое состояние. Деловитые паровые катера, снующие по акватории, неспешные баржи-великаны, распахивающие зевы своих трюмов, элегантные стремительные клипера, нетерпеливо шелестящие складками сложенных парусов — все эти корабли, из какого бы материала они ни были созданы и сколько бы мачт ни насчитывали, были способны совершить то, что не мог совершить Лэйд Лайвстоун.

Оторваться от берега.

Лэйд не знал, что происходит с ними после того, как они скрываются вдали, сделавшись невидимыми с пристани. Быть может, они растворяются в морской дымке, отвалив лишь на милю от проклятой суши. Может, странствуют между мирами, такими же причудливыми и пугающими, как Новый Бангор, наполовину реальными и таящими неведомые опасности, населенными еще более жуткими существами, чем Левиафан. А может, обращаются кораблями-призраками, нагоняющими ужас на команды настоящих кораблей, встреченных ими в дальнем углу Тихого океана, где, как известно, не существует ни дюйма суши на тысячи миль окрест.

Когда-то, когда он еще успел ощутить всю бесцельность начатой им борьбы, ему казалось, что именно здесь, в порту, заключен пусть к спасению. Что достаточно, миновав бдительных крыс, оказаться на борту какого-нибудь корабля, как он сможет превозмочь притяжение Нового Бангора, отправившись в путь, и неважно, какой станет конечная цель его маршрута.

Наивная, тщетная надежда. Стоило ему пробраться на какой-нибудь корабль, как в том немедля открывалась течь или ломалась машина или происходил пожар. А если ничего такого не случалось, судно неизменно опечатывала карантинная служба или же его ставили на прикол для долгого ремонта. Цепь случайностей, которой Он оплетал своих узников, была еще более прочна, чем цепь каторжников из закаленной стали.