Бумажный лебедь - [17]

— Ты собираешься рассказать мне историю сегодня, МаМаЛу? — спросила я. Она забралась на кровать вместе со мной и обняла меня.

Когда Эстебан закончил, он залез через окно и слушал. Эту сказку мы никогда не слышали прежде — про волшебного лебедя, слывшего украшением земель Каса Палома. Если ты случайно, мельком увидишь его, тебе откроются небывалые сокровища. МаМаЛу говорила нам, что лебедь прячется в саду, но иногда, в полнолуние, он любит поплавать в маленьком пруду, возле дерева с желтыми цветами.

Эстебан улыбнулся мне. Он шевелил своими пальцами, потому что они онемели от долгой работы ножницами. Я улыбнулась в ответ. Каса Палома означает Дом Голубей. Если верить МаМаЛу, теперь это дом лебедя. Мы знали, что здесь нет никаких волшебных лебедей, но нам нравилось слушать ее истории.

— Спой нам колыбельную, — сказала я, когда она закончила рассказывать.

Эстебан подошел ближе и опустился на колени у кровати. МаМаЛу отвернулась от него. Она все еще злилась на него за то, что он ударил Гидиота, но позволила ему положить голову ей на колени.

С горы Сьерра-Морена,

Они спускаются, моя милая…

Это была колыбельная для Эстебана с тех времен, когда он был ребенком, но я была их cielito lindo — маленьким кусочком неба. Я подвинулась ближе, когда она запела о птичках, покидающих свои гнезда, стрелах и ранах. Эстебан и я лежали по обеим сторонам от МаМаЛу. Мы не двигались, когда она закончила, потому что нам было мягко и тихо, и мы хотели остаться там навсегда.

— Пойдем, Эстебан, — сказала МаМаЛу. — Время говорить спокойной ночи.

— Подожди, — я еще не была готова лечь спать. Это был самый лучший день рождения, ну, если бы не наказание Эстебана. Завтра он пойдет со мной на занятия, и ему больше не нужно прятаться в клетке. — Я еще не помолилась.

Мы закрыли глаза и взялись за руки, образовав круг.

— Дорогой Господь, благослови мою душу. И присматривай за папочкой. И за МаМаЛу с Эстебаном, — мой голос взорвался от смеха, потому что Эстебан открыл глаза и заметил, что я тоже подсматриваю. МаМаЛу открыла глаза и дала нам обоим по подзатыльнику.

* * *

Это была молитва, что спасла меня. Или обрекла на страдания. Я еще не решила.

Дамиан вернулся к поплавку, абсолютно уверенный, что я не сотворю какой-нибудь глупости, например, не утоплюсь. Его взгляд сфокусировался на какой-то невидимой точке на горизонте.

Я взглянула через перила и проследила взглядом за чайками, как они поймали поток воздуха и приземлились на берег.

Берег.

Я моргнула.

Впервые за эти несколько дней, я могла видеть землю. Мы не шли напрямую к ней, мы шли параллельно, но я могла различить деревья, маленькие здания и блеск стекла.

Что ты собираешься делать, Скай?

Я возьму огнетушитель и вышибу ему мозги. Я медленно поднялась и начала двигаться в сторону блестящего красного цилиндра.

Дамиан сидел ко мне спиной, поэтому он не видел того что я собиралась сделать.

Я замахнулась на него и почувствовала странную дрожь при звуке удара металла об кость, когда огнетушитель врезался в его челюсть. СТУК. Его голова наклонилась в одну сторону, а удочка упала на пол. Я ударила его снова с другой стороны и сбила его со стула. Он перевернулся, скрутился, ноги прижаты к груди, а руки обнимают голову. Вот так вот, коз ел. Каково это, быть на другой стороне? Я была готова ударить его еще раз, когда он обмяк. Его руки упали, а выражения лица стало безразличным. Я ударила его несколько раз, разочарованная тем, что он не реагирует. Мои руки тряслись, внутри бесновался дикий зверь, чудовище, которое хотело бить, бить, и бить его огнетушителем, пока его лицо, глаза, нос, губы не превратятся в кровавый омлет. Я не хочу, чтобы он ушел так просто. Я хочу, чтобы он страдал. Я остановилась, понимая, что именно это, он и сказал моему отцу: Я хочу, чтобы он ощутил это. Хочу заставить его страдать.

Я попалась в эту же ловушку, кормила того же монстра. Я превращалась в Дамиана, думая как он, действуя как он, становясь рабыней тех же темных и сильных эмоций. Это напугало меня до чертиков, потому что, даже зная это, я все еще держала огнетушитель высоко над головой, желая только одного — ударить им Дамиана, снова и снова. Возмездие порождает только большее желание мести, больше хаоса, тьмы. Месть похищает наш разум, бросает нас во тьму, калечит, и мы страдаем и страдаем, пока не избавимся от жутких присосок мести у нас на сердце.

Я глубоко вздохнула, чтобы успокоится, и опустила огнетушитель. Когда мой разум прояснился, я обыскала Дамиана. Я знала, что у него есть телефон, но при себе его у Дамиана не оказалось. Я побежала к рубке и начала рыться там. Здесь был штурвал с панелью для электроники и управления приборами, здесь был стол, уголок для отдыха и развлекательный центр. Я открыла все ящики. Жареный арахис рассыпался по полу. Закуски, бумаги, карты, спасательные жилеты, фонарик. Но нет телефона. Я уставилась на один ящик, он был закрытым. Он должен быть здесь. Он должен.

― Не это ли ты ищешь? ― Дамиан зашел в рубку, вытянув в мою сторону руку с ключами.

Черт.

Он не умер. Он просто вырубился, и я была слишком занята, чтобы заметить, что он пришел в себя. Он был словно десятиглавая гидра. Отрубишь одну голову, а на ее месте отрастает новая. Лучше бы я превратила его лицо в кровавый блин.