Бумажный дворец - [63]

– Господи, Уоллес, – подает голос Питер, – дождись, когда она закипит. Могла бы с таким же успехом налить мне кружку теплых помоев. И даже не думай заваривать эту китайскую дрянь.

– Это чай, копченный на сосновых иголках, – отвечает мама.

– Еще хуже.

– Твой муж любит покомандовать, – говорит мама, но я вижу, что ей это нравится. Она ставит чайник обратно на плиту и отправляется на поиски простого английского чая.

Финн встает из-за стола и подходит меня обнять.

– Я нашел на пляже акулье яйцо.

– Акулье яйцо? – с сомнением переспрашиваю я.

Он сует руку в карман и вытаскивает что-то похожее на маленький высохший черный мешочек с рожками с обеих сторон.

– Вот. Джина сказала, что это яйцевой мешок. Для акуленка.

– Все почему-то так думают. Но на самом деле это яйцо ската. Их называют русалочьими сумочками.

– Это похоже на правду, только если русалка – гот, – смеется Питер.

Я отдаю яйцо Финну.

– Положи на полку, чтобы не разбилось.

– Может, мне нарядиться русалкой на Хэллоуин в этом году, – говорит Мэдди.

– Отличная идея. Хотя сложно будет ходить по соседям без ног, – замечает Питер. – Иди сыграй с нами, жена.

– У меня нет настроения. Нужно снять мокрый купальник.

– Это точно. Еще заработаешь себе цистит. – Мама возвращается из кладовки с упаковкой из десяти рулонов туалетной бумаги. – Не отнесешь это в баню? Опять закончилась бумага. Не понимаю, как вы ее так быстро тратите. Вы как стая саранчи.

– У твоей дочери мочевой пузырь размером с горошину, – ухмыляется Питер. – Это все она виновата.

– Неправда, – говорю я. – Ты хоть раз в жизни клал в туалет рулон новой бумаги?

Питер поворачивается к детям.

– На нашем первом свидании ваша мама прямо при мне сняла трусы и села писать.

– Фу, – протягивает Джек.

– Это было не свидание, – уточняю я. – Ты был просто незнакомцем, который подвез меня до общаги. И если бы я этого не сделала, мне пришлось бы написать в твоей машине, что, возможно, осталось бы незамеченным, учитывая ее состояние. В ней воняло тухлятиной.

– Нет-нет, – смеется Питер. – Ты соблазняла меня. Я сразу понял, как только увидел, как ты садишься на корточки под деревом в своих белых трусах.

– Ничего подобного.

– Хватит вам. – Джек делает вид, будто его тошнит.

– И вообще я спас тебе жизнь.

– Ваш папа был настоящим героем, – закатываю глаза я. Отчего младшие дети, естественно, смеются.

– Диксон и Андреа пригласили нас на гамбургеры, – вклинивается мама. – Они устраивают спонтанное барбекю. Я сказала, что мы подойдем в полседьмого-семь.

– Ох! – восклицаю я.

– Напомните мне, что я обещала принести красный лук.

– А можно мы тихо поужинаем дома? Я еще не отошла после вчерашнего.

– На кухне шаром покати, – заявляет мама. – Никто не съездил в супермаркет.

В каждом ее слоге звучит обвинение.

– Я знаю, что у нас есть паста. И замороженный горошек.

– В любом случае, я не в настроении готовить.

– Я приготовлю. Сегодня обещали дождь.

Питер отрывается от игровой доски.

– Я могу сводить детей, если ты хочешь остаться дома.

– Просто с самого возвращения из Мемфиса мы уже почти сутки непрерывно общаемся с людьми и почти не бываем дома. Мне нужно сегодня пораньше лечь спать.

Нужно время подумать.

– Тогда так и сделаем, – кивает он.

Я подхожу к нему, кладу руки ему на плечи и, наклонившись, целую.

– Ты святой.

– Не отвлекай меня, – говорит он. – Мне нужно время подумать, – и отправляет одну из желтых фишек Финна домой.

Выйдя на улицу, я останавливаюсь, смотрю на свою семью. Финн выбрасывает кубики из картонного стаканчика. Мама льет кипяток в старый коричневый чайник для заварки. Из носика идет струйка пара. Мама ждет, когда чай заварится, а потом наливает его через бамбуковое ситечко в кружку с отколотым краем. Смотрит в сахарницу, хмурится и уходит.

Питер закатывает рукав рубашки и играет мускулами.

– Видали? – обращается он к детям. – Видали? С этим мужчиной шутки плохи.

Он ерошит Мэдди волосы.

– Папа, перестань.

– Ворчунья. – Он хватает ее в охапку и, рыча, целует в макушку.

– Я серьезно, – смеется она.

Джек встает из-за стола и берет себе сливу из вазочки с фруктами на кухне.

– Не передашь мне ту чашку с чаем, солнце? – просит Питер Джека. – Твоя бабушка со своей деменцией забыла мне ее принести.

– Я все слышу! – кричит из кладовки мама.

Я иду по тропе, чувствуя знакомый хруст сосновых иголок под босыми ногами. В воздухе витает запах грядущего дождя. На крыльце у домика детей валяется мокрое полотенце. Я поднимаю его и вешаю на ветку дерева. Они оставили свет в доме включенным. Я захожу внутрь и выключаю его, пока сетку на двери не облепили мотыльки и жужжащие майские жуки. В домике полный бардак. Когда здесь жили мы с Анной, было точно так же – на каждом шагу трусы от купальников, блеск для губ, деревянные сабо и конфликты. Я собираю с пола одежду и бросаю в корзину для грязного белья, запихиваю толстовку Мэдди обратно в ее ящик, вешаю мокрые плавки на крючок. Я знаю, что это первый пункт в списке того, чего не должна делать мать – пусть сами за собой убирают, – но меня успокаивает возможность сосредоточиться на этом простом, незамысловатом действии. Мамино лекарство от всех горестей: «Если чувствуешь себя подавленно, разбери ящик с нижним бельем».