Бумажная гробница - [29]

«Дорогой Вальтер, мне жаль, что все кончилось именно так. Я нашел бумаги в твоей папке, которую ты оставил на виду. Но, возможно, так лучше. Это не могло длиться долго. Я совершил ошибку и должен за это платить, Вальтер. Я затеял большую игру и проиграл. Но в чем-то я выиграл, даже больше того, на что рассчитывал. Жаль только, что не смог проститься с тобой. Кажется, мы были хорошими друзьями. Поэтому у меня к тебе просьба. Знаю, что ты мне не откажешь. Защити Марину, Вальтер, вот единственное, о чем я прошу. Сделай так, чтобы с ней ничего не случилось. И не жалей меня, потому что меня уже нет. Моя пьеса сыграна так, как была написана, и это справедливо.

Надеюсь, что ты найдешь меня раньше других. Во внутреннем кармане куртки лежит подписанное мной признание. Ты знаешь, что с ним делать, и знаешь, что я имею в виду. Я верю в тебя. Счастья тебе, Вальтер.

Джанни».

Он оставил напечатанный лист в машинке так, чтобы он был хорошо виден. Засунул конверт в карман и, стараясь не шуметь, поднялся и направился к выходу. Толкнул дверь с рифлеными стеклами. Успел прочитать: ЯИЦКАДЕР. И вышел.

3

…Потом туман рассеялся, и он вспомнил, как встал на ноги, как стоял на тротуаре, прижимая платок ко лбу, и видел смутные лица людей, возбужденных и что-то кричавших. А прямо перед ним стояли двое: блюститель уличного движения в синей униформе и полицейский в зеленом…

Посреди улицы он увидел свою машину с измятой дверцей и оторванным передним крылом. В нескольких метрах от нее стояла другая машина с помятым капотом. Внутри лежал человек с головой, запрокинутой на спинку сиденья, и с забрызганным кровью лицом.

— Ну что, парень, — строго произнес полицейский в синем.

Вальтер ответил непонимающим взглядом, поднес окровавленный платок к глазам и уставился на него.

— Парень, я уже второй раз прошу твои документы, — повторил полицейский.

— О простите, — пробормотал Вальтер в достал водительские права и журналистское удостоверение. Хотел еще что-то сказать, но передумал и замолчал.

— Ага, журналист, — сказал полицейский.

Вальтер хорошо знал этот тон, которым обычно произносят «Ага, журналист» так, будто хотят сказать «Ага, попался!»

— Вы слышали? — раздался голос из толпы. — Журналист! — загудели разом угрожающие голоса. Было впору засмеяться, но Вальтеру было не до смеха.

— Вы повернули налево, не включив сигнал поворота, — заявил второй полицейский с таким видом, словно констатировал ужасное преступление.

— Допустим, что так.

— Как это допустим?! Вы повернули, не включив сигнал.

— Как скажете, — равнодушно и устало согласился Вальтер.

— И вам нечего добавить?

— Я нарушил правила, — добавил Вальтер.

— А вы знаете, к чему приводят нарушения? В такое время дня все спешат, дорогу могут переходить дети… — При слове «дети» толпа опять зашумела.

— Положим, здесь не было детей, — сказал журналист сквозь зубы.

— Что вы сказали?

— Послушайте, я признаю, что нарушил правила, и беру на себя всю ответственность за это. Заплачу, сколько надо, или пойду в тюрьму. Если хотите, я оставлю вам все документы. Но сейчас прошу отпустить меня, я очень спешу.

— Вы много на себя берете, — повысил голос полицейский в синем.

Вальтер повернулся к нему.

— Я очень хорошо знаком со старшим комиссаром Крастом из мобильной полиции. И с комиссаром Санной, который раньше служил в дорожной полиции. Позвоните им — они за меня поручатся.

Толпа зашумела еще громче.

— Хватит! — крикнула женщина. — Он начинает выкручиваться. Знаем мы этих журналистов.

— Позор! — подхватила другая.

Полицейские обменялись коротким взглядом. Тот, что был в зеленом, направился в ближайший бар, раздвигая угрожающе ворчащую толпу. Через несколько минут он вернулся.

— Комиссара Краста нет на месте. Санны тоже.

— Ага! — загудели удовлетворенные голоса.

Вальтер обхватил руками закружившуюся голову, почувствовал приступ тошноты и покачнулся. Полицейский тронул его за рукав.

— Сначала вам надо прийти в себя. Здесь рядом аптека.

По дороге Вальтер посмотрел на часы: стекло было разбито, часовая стрелка отсутствовала.

— Скажите, сколько времени? — спросил он.

— Восемь с четвертью, — ответил полицейский.

Когда он разговаривал с Джанни? Ах, да, в семь двадцать. Прошел почти час…

Глава XVIII

1

Джанни обнял ее и поцеловал, и крепко, с каким-то отчаянием, прижал к груди. Внутри у него что-то дрогнуло, и он быстро освободился из объятий девушки, стараясь не глядеть ей в глаза. Потом обвел долгим взглядом комнату: пианино, ноты на пюпитре, книги на полках — старые верные друзья, настенные часы с маятником, оставшиеся от матери. Большие разные стрелки показывали восемь часов тридцать минут — древний механизм шумно и равнодушно пожирал время.

Его взгляд остановился на Марине, и он сразу увидел, что она все поняла и почти не удивилась. И только потом в глаза ему бросились темно-красные пятна на полу. Одно, самое большое, около дивана, от которого через всю комнату к двери спальни тянулся кровавый след. Он отвернулся, подошел к окну и прислонил лоб к прохладному стеклу.

— Это Джерри? — спросил он.

— Да.

— Он мертв?

Наступило короткое молчание, потом Джанни услышал ее движение за спиной.