Булыжник под сердцем - [7]

Мы с ней похожи. Вечные изгои, что подглядывают с улицы в теплые светящиеся окна за чужим Рождеством. Нет, я любила маму и папу, по правде, очень любила, но внутри мне, как и Джейми, было одиноко. Правда, я выстроила стену – чтобы противостоять тем, кто обожает причинять боль таким, как мы. Мы не способны грустно плясать под дудку общества – в ногу с отчаявшимися и запуганными обывателями разных классов. Мы – белые вороны, козлы отпущения, волки, парии. Да уж, на всю голову ебанутые заглюченные психи.

Ну да, вы, небось, решили, что Джейми страшная и странная. Впрочем, многие так и считают, не отрицаю. Но я не испугалась. Это не выпендреж – меня и впрямь словно позвал к ней голос крови, как будто она – кровная родня, которой я не знала и знать не могла. Вот она передо мной, моя сестренка, большая одинокая беспомощная эксцентричная веселая любящая сестренка, и я ее никогда не оставлю, потому что я ей нужна. Ей нужен защитник, тот, кто не убьет ее невинность, не заставит глаза от слез закрыться, не погасит это пламя. Никто не понимает, какая она нервная. Нет, не в плохом смысле – просто она не была, не могла быть, не может быть уравновешенной. И от этого сочетания ужасной силы и пугающей слабости она ранима, она та, кто она есть. Я горжусь Джейми и всегда буду гордиться.

Кстати, это полная чушь, что она лжет. Джейми не умеет лгать, она прозрачна, как стекло. Джейми – Овен, если вы разбираетесь в астрологии. Если она попробует соврать, по ней сразу видно: она каменеет и не может смотреть в глаза – фигово она врет. Так что стоит повторить вопрос – и правда всплывает. Поэтому меня так бесит, когда ее обзывают грязной лгуньей. У нее, конечно, была и есть куча недостатков, но лгать? Нет. Она моя настоящая сестра.

Конечно, я ей ничего такого не сказала, когда она нависала надо мной, трясясь от смеха и мечтая разбавить густую кровь кофеином. Я вообще редко говорю о чувствах, хотя, как вы уже заметили, я по чувствам спец. Как выяснилось, о них проще писать. Я годами вела дневники. Джейми часто смеялась надо мной в дороге, когда мы мерзли в каком-нибудь отвратном полупансионе, а я си-Дела и строчила в желтом свете голой двадцативаттной лампочки. Но что-то подначивало меня: записывай, записывай – сначала на бумаге, потом на диске. Помню, как-то Джейми составила себе гороскоп, где в конце говорилось: «Тяжелый рок довлеет над вашей судьбой». Я тоже это ощущала. Все было слишком хорошо, такое не длится вечно. Ну вот, опять я забегаю вперед.

Мы пошли в город – каких-то пять минут прогулялись, а все роняли челюсти и пялились на Джейми. Или, может, на нас, потому что… господи боже мой, только представьте эту шизанутую парочку… Мы обсуждали, почему не встретились раньше – чистая случайность. Просто разные клубы, разный круг общения, разный стиль жизнь. Отыскав кафешку, мы выпили кофе, и я спросила, с чем она собирается выступать. Одним глазом я смотрела на часы (у меня слишком развито чувство ответственности), так что ее ответ сначала не поняла. Что-то вроде: «Понятия не имею».

Я нажала «паузу». Перемотала. Нажала «играть».

– То есть, – ровно переспросила я, – как это «понятия не имею»? У тебя же должен быть какой-то план номера, анекдоты и все такое. Ну, ты же юморист? Что ты на сцене делать будешь?

Она вздохнула, наклонилась и подтянула чулки, державшиеся, как я заметила, под коленками на красных и черных кружевных подвязках. Пожевала щеку и искоса глянула на меня. И тут ее прорвало:

– Ну, понимаешь, я же выступала всего раз, да и то случайно. Я помогала Грэму в баре, в «Погребке», ну, знаешь, на входе там и по залу, а юморист не явился. Тогда он говорит, Грэм то есть говорит, мол, лезь на сцену, расскажи им историю о знакомой стриптизерше и ее питоне, который страдал недержанием. Понимаешь, я ему вечером эту байку рассказала, и Грэм решил, что это смешно. Попросил меня выступить, сказал, что эти «юмористы», которых он нанимал, и бабу-то не могут завести, не говоря про зал. Ну, в общем, когда этот тип не появился, вышла я. Было здорово, мне понравилось. Как с высокого трамплина в бассейн – только лучше, вода в нос не попадает. И я рассказала про другое – ну, о себе и моих знакомых. В общем, все смеялись, бутылками никто не закидывал, вот я и решила, почему бы нет? Нужно что-то делать с жизнью – этот блядский отдел соцобес-печения у меня уже в печенках, и эти их списки, и правильные работы – может, у меня вот такое получится. А сегодня Грэму позвонил этот тип, Спайк, сказал, что меня тогда видел, и попросил мой телефон – ему, видишь ли, очень грустно, что в программе так мало женщин. Он отчаялся и позвонил мне, а я согласилась. Но я не рассказываю анекдоты, это ничего?

Я обалдела. Но она смотрела так печально, что я только сказала – да, хорошо, но сердце мое ушло в пятки: я представила, как она будет выступать перед толпой злобных ужратых отморозков, я же, блядь, знаю, что вот такие уроды сегодня и будут в зале. Хотя, может, они свалят в бар, рассуждала я, – все-таки Джейми выступает каких-то пятнадцать минут, что может за это время случиться?