Бульварный роман - [6]
Теперь о существенном: если точеное шило
В мешке не схоронишь, то где же район Ворошилов?
Где станции Горький, Ногин и, тем более, Жданов?
Как будто в московском ЧК не хватает наганов.
Как будто бы некому хвойным отваром лечиться,
И больше не вскормит Ромула слепая волчица,
И ножиком глобус никто не нарежет к обеду,
Чтоб выпустил автозавод легковую «Победу».
БАРРИКАДНАЯ
У наших – ушки на макушке.
Как только зачехлили пушки
И танки расползлись,
Мы на Арбат шагнули строем.
Да, некрасиво быть героем.
Но все же – тянет ввысь.
Итак, сначала было слово.
Потом мы вышли на Свердлова
И фиги извлекли
Из глубины своих карманов.
И слово Гдляну дал Иванов
(Все могут короли).
Полки стояли на Манежной,
Где Кремль зубчатый, безмятежный
Чихать на нас хотел.
Был месяц август (бывший Юлий),
И я с непобедимой дулей,
Естественно, потел.
Теперь я высох. Воет вьюга.
И хочется приветить друга
(Котенка или пса).
Собаки брешут – ветер носит,
Борис все так же в морду просит.
Но глухи небеса.
КУРСКАЯ
Вот время пролетело и – ага,
И разогнулась Курская дуга
В железную дорожную прямую.
Не я солдат, рабочий и матрос,
Но перешеек прет из-под колес,
И я – гнилое озеро штурмую.
Златая словно, замкнутая как
Ошейнику подобный Зодиак,
Меня обременяет цепь событий.
Чем ближе средства к цели, тем ясней
Природа быстро скачущих коней,
Испытанных отцом на Ипполите.
Они тебя несут – и все дела.
И дальше так: «Здесь жил…» или «жила…».
Я видел кавалерию на марше.
Я сам стрелял из палки басмачей
С вопросом: «Ты за белых или чей?!»,
Стараясь не попасть по тем, кто старше.
Вдоль полотна мелькают тополя,
Свистящие, как пули у руля
Того, что есть в руках у машиниста.
Златая, Голубая ли Орда,
Мне - наплевать. Я следую туда.
Мне все равно (хоть к педикам в монисто).
Я лишь посланник собственной судьбы
(Мелькают так же станции, столбы,
вдвойне быстрее – встречные составы),
А не страны, что взяли в оборот
Не царь, не Бог и, даже, не народ.
ДИНАМО
Кто по городу не ходит,
Тот четыре раза водит.
Я шагаю по проспекту,
Ленинградскому иду,
Мимо станции «Динамо»,
Где хвалила чья-то мама
Ноги дяди-конькобежца,
Что и нынче на виду.
Вышел ара из тумана,
Вынул ножик из кармана,
Ловит быстрого таксиста,
Говорит: «Тебе водить
В ресторан, который «Дели»,
А не то я буду, эли,
Мало-мало тебя резать
И еще немного бить».
Эне, бене, квинтер, жаба.
Вижу пьяного араба.
Он кричит на армянина:
«Этот есть моя такси!
Ты хотеть меня обидишь?!».
Наш ответил: «Фигу видишь?
Если хочешь, накось-выкусь,
Если хочешь, отсоси!».
Аты-баты шли мильтоны
Из московского ОМОНа,
Очень вежливо спросили:
«Что базарите, козлы?
Вы пока еще не в дурке,
Выходите мигом, чурки,
Аты-баты, сразу оба
К представителям властей».
СОКОЛ
На огневом на рубеже,
Как яйца Карла Фаберже,
Сияет солнце. Солнце это
Подобно новой части света.
И я открыл ее уже.
Двуглавый Сокол – весь я твой.
Брожу с поникшей головой
В твоих развалах. Может статься,
Я слишком стар, чтоб повторяться
Как станции на Кольцевой.
Но, Сокол, мы давно на «ты».
Боязнь потери высоты,
Она у нас, должно быть, в сердце,
Как смелость мастера на дверце
Ножом вырезывать цветы.
Двуличный Сокол, где уют
Твоих полковничих кают?
Ландшафт меняется с годами
(Так зрелый возраст в ловкой даме
порою формы выдают).
За чьи успехи пьем до дна?
Какого надобно рожна
Освобожденному Кавказу,
Где не бывали мы ни разу?
И только ночь на всех одна.
Спят дорогие москвичи,
Их гости, беженцы, бичи
В подвалах. Даже котофеи
В объятьях сладостных Морфея
Лежат, свернувшись в калачи.
Лишь изредка сигнал гудит
(Возможно, тронутый луддит
Соседский разбирает «Оппель»),
Да за окном ревнивый тополь
В горшках ботанику следит.
ТУПИК
«Когда бы грек увидел наши игры…» О. Мандельштам
Когда бы грек не сунул руку в реку,
Не чистил бы Авгиевы конюшни,
Когда бы съел он яблоко раздора
И не играл бы с Троей в городки,
Когда б не крал он спички на Олимпе,
Не продавал спартанцев за границу,
И видел дальше собственного носа,
И, вообще, смотрел бы на Москву,
Тогда бы грек увидел наши игры,
И больше не смотрел бы на Москву.
1990-1993
Студент и начинающий литератор Сергей Гущин приезжает зимой в деревеньку Пустыри, чтобы вдали от суеты заняться литературным творчеством. Свой фантастический роман он так и не напишет, потому что фантастика начнется в его жизни — кровавая, мистическая, беспощадная и в то же время… совершенно реальная.Его будет преследовать вепрь, и он будет преследовать вепря, за ним будут охотиться люди, и он будет охотиться на людей, он встретит любовь и вместе с любимой девушкой Настей разоблачит настоящих исчадий ада, которые страшнее всех вепрей мира.«Вепрь» — это роман, в котором фантастика встречается с реальностью, а мистика с правдой жизни.
В руки Александра Угарова – охранника коммерческого банка «Медный сфинкс» – попадает загадочный список. Большинство фамилий принадлежит сотрудникам банка. Интересно, что семь человек из этого списка либо пропали без вести, либо свели счеты с жизнью,либо стали жертвами несчастных случаев. Кто следующий?..Олег Егоров – член Международной ассоциации детских писателей и художников имени Г.Х. Андерсена. По его сценариям в России, Германии и США снято более 30 анимационных фильмов. Эта книга – дебют автора в детективном жанре – вышла в издательстве «Вагриус» в 2000 году под названием «Правила игры»; тираж разошёлся в считанные дни.
На охранника частного банка совершено покушение. Полгода назад он в казино “Медный сфинкс” выиграл крупную сумму денег. Управляющий казино предупредил его, что теперь он пешка в чужой, смертельно опасной игре и гибель его — лишь вопрос времени…* * *В руки Александра Угарова — охранника коммерческого банка «Медный сфинкс» — попадает загадочный список. Большинство фамилий принадлежит сотрудникам банка. Интересно, что семь человек из этого списка либо пропали без вести, либо свели счеты с жизнью, либо стали жертвами несчастных случаев.
Девятый чин — это низшее звание у ангелов. И ангел на страницах романа обязательно появляется. Но на самом деле «Девятый чин» — не об ангелах, а о людях. Об актерах, бандитах, костюмерах, милиционерах, режиссерах, парикмахерах, оперативниках, адвокатах и даже либерийских таможенниках.Время действия — наши дни. Место действия — Россия и немножко Либерия. Это веселый театральный роман с убийствами. Это «Герой нашего времени» Михаила Лермонтова и «герои наших дней» Олега Егорова.Словом, «Девятый чин» роман-хохма о нашей жизни, где люди смеются, потому что ничего другого не остается, а ангелы, глядя на это, с трудом сдерживают слезы.
Олег Егоров. Подбитые ветром. Сказки Шематона для особенно взрослых и особенно для маленьких. Сказочная повесть для особенно взрослых и особенно для маленьких. Возможно, это очень смешные сказки. А, возможно, и нет. Возможно, они просто смешные. Но в любом случае детям они помешают заснуть, а взрослым помогут проснуться и лишний раз посмотреть на себя со стороны. А, возможно, и не лишний.
Новый роман Олега Егорова, публикуемый на Либрусеке вслед за «Вепрем» иДевятым чином», способен ввергнуть даже самых преданных поклонников творчества автора в состояние, лучше всего определяемое коротким словом «шок». Что произошло? Мы помним изящно-абсурдных, восходящих к традициям Кэрролла и Милна «Подбитых ветром», безысходно-мрачного, пугающего своим мистическим реализмом «Вепря», головокружительную детективную интригу «Смотрящих вниз», абсурдные злоключения героя «Девятого чина», потерявшего своего ангела-хранителя…На таком фоне «Казейник Анкенвоя» поражает не только предельной (а часто и запредельной), исповедальной откровенностью, но и необычным для жанра романа ужасов обилием чёрного юмора, иногда совершенно зашкаливающим.