Бульвар - [67]

Шрифт
Интервал

— Все, больше не могу, — сказала она.

— Так мы еще совсем ничего не выпили, — не очень настойчиво заметил я.

— Погоди, выпьем. Пусть немного переварится тут, — и Света рукой провела по животу. — у нас целая ночь впереди. Я же сказала, что хочу быть сегодня пьяной — и буду. И ты тоже будешь, — и насттйчиво, требовательно, чтобы иначе и быть не могло, уточнила: — Будешь?

Ответил сразу и без раздумий:

— Буду!

— Я люблю тебя! — и улыбкой ангела осветилось Светино лицо.

Она закрыла глаза — будто задремала, а я не мог отвести от нее взгляд. И неожиданно для себя заметил раньше не заметную моему глазу усталость, которой было отягощено все ее существо. Откуда-то из глубины дыхания, из расслабленных мускулов Светиного тела, которое в какое-то мгновенье вдруг остро начинало вздрагивать, вырисовывался этот отпечаток тяжелой жизненной ноши. Она проглядывалась пока еще тонко, непринужденна, но для пристального глаза уже не могла быть незаметна.

Печалью и жалостью потянуло у меня по сердцу. Еще почти ребенок, а бремя забот уже своей полное силой давит на ее плечи...

Минут пятнадцать Света отсутствовала как собеседница и партнерша по застолью. Я не будил, терпеливо ждал, когда проснется. В какой-то момент заметил, что веки ее дрогнули, раскрылись, и мне улыбнулись глубокие, серые глаза.

— Меня долго не было? — как-то странно прозвучал ее вопрос.

— Ровно пятнадцать минут.

— Извини, все так неожиданно... Как в яму провалилась. У тебя так тихо и спокойно. Но теперь все! Я полна сил и желания продолжать наш праздник. Наливай мне коньяк.

Я налил: Свете коньяк, себе водку.

— Твой тост, я свой сказала, — и с лицом, полным ожидания, она, подбородком оперевшись на левую руку, с рюмкой коньяка в правой, взглядом дикого ястреба уставилась на меня.

Я не находил, что сказать. Банальное, наподобие «будем здоровы!», «пусть не покинет удача!», «за любовь!» — язык не поворачивался; что-то умное, оригинальное — голова не варила.

А Света, терпеливым молчанием и ястребиным взглядом глаз тянула из меня, требовала слова, какие никак я не мог подобрать. Наконец из моих уст раздалось что-то невразумительное, примитивное, с логикой стекольщика, не больше.

— За то, что без тебя я начинаю скучать... Чтобы не исчезала надолго и я всегда знал, где тебя найти... Чтобы не пленило твое сердце усталость и ра­зочарование. И пусть твой крест жизни будет нелег­ким, но никогда не оставлен Богом.

Помолчал, пожал плечами, коротко закончил:

— Все!

Света смотрела на меня тихо и, как мне показа­лось, немного настороженно. Потом потянулась, по­целовала в губы.

Молча выпили.

Теперь на еду Света не нападала. Закусывала пер­сиком. Попросила нарезать дыню. Я ножом нарезал ее на кусочки.

Возникла пауза, которая сильно затянулась, а что­бы что-то сказать — не находилось слов ни у меня, ни у Светы. Те претензии, которые я намеревался предъявить Свете перед ее приходом, как-то отпали сами собой. Да и не мог я этого сейчас сделать: ду­раком бы выглядел, недотепой, примитивным рев­нивцем. Наконец, кто я ей такой? Муж, пусть даже гражданский, жених? Ни то ни другое. Так, случай­ный знакомый, проще — любовник. А при таком раскладе каждый волен быть самим собой, распоряжаться своим временем и пространством по своему усмотрению. И никто никому не указ. Так что какие там претензии, какое выяснение отношений?! Если захочет, сама все расскажет: и где живет, и куда резко на время исчезла?.. А может, даже поведает, откуда: минчанка или приезжая, кто родители? И все остальное... И нечего досаждать своей душе ненужным. Вот она — приятная минута, минута хорошего настроения, радостного желания жить. Так радуйся и живи, не береди сердце разной ерундой. Хотя бы в эту минуту, прижимая к себе дрожащее тело женщины, шепни ласковое, желанное ей: «Я тебя люблю, ты моя единственная радость...» Сделай так, хотя бы в этот момент, и сам поверил это. Ибо кто знает, произойдет ли это завтра? День сегодняшний, час сегодняшний, минута сегодняшняя... И все твое. Все сущее. Все неповторимое. Как неповторимо каждое мгновение жизни. Так живи же! Живи! Живи!!!

Но какое-то необъяснимое самоедство точило меня: радость перекрещивалась с горечью, хорошее с плохим, светлое с темным. Не мог преодолеть в себе что-то непонятное, которое будто щипцами, сжимало мою свободу чувств и возникло, как я понял, не сегодня, а намного раньше. Когда? Я пропустил тот момент...

И, наверное, почувствовав мою неловкость, раздвоенность чувств, Света прижалась ко мне, потерлась щекой о щеку и тихо-тихо, будто кто-то мог подслушать, заговорила:

— Прости, что у меня не получилось тебя предупредить перед отпуском... Все решилось спонтанно, за несколько часов, знакомый моей подруги со своим другом ехали на машине на юг и предложили нам с ними поехать. Мы, конечно, согласились. Почему бы не поплескаться в море? Тем более что я там никогда не была. Да и дорога туда-сюда бесплатная. А перед отъездом я тебе звонила каждые двадцать минут, но твой телефон отвечал только длинными гудками. Прости, что так получилось.

— Где отдыхали? — сухо спросил я.

— В Гурзуфе.

— А жили?


Рекомендуем почитать
Козлиная песнь

Эта странная, на грани безумия, история, рассказанная современной нидерландской писательницей Мариет Мейстер (р. 1958), есть, в сущности, не что иное, как трогательная и щемящая повесть о первой любви.


Остров Немого

У берегов Норвегии лежит маленький безымянный остров, который едва разглядишь на карте. На всем острове только и есть, что маяк да скромный домик смотрителя. Молодой Арне Бьёрнебу по прозвищу Немой выбрал для себя такую жизнь, простую и уединенную. Иссеченный шрамами, замкнутый, он и сам похож на этот каменистый остров, не пожелавший быть частью материка. Но однажды лодка с «большой земли» привозит сюда девушку… Так начинается семейная сага длиной в два века, похожая на «Сто лет одиночества» с нордическим колоритом. Остров накладывает свой отпечаток на каждого в роду Бьёрнебу – неважно, ищут ли они свою судьбу в большом мире или им по душе нелегкий труд смотрителя маяка.


Что мое, что твое

В этом романе рассказывается о жизни двух семей из Северной Каролины на протяжении более двадцати лет. Одна из героинь — мать-одиночка, другая растит троих дочерей и вынуждена ради их благополучия уйти от ненадежного, но любимого мужа к надежному, но нелюбимому. Детей мы видим сначала маленькими, потом — школьниками, которые на себе испытывают трудности, подстерегающие цветных детей в старшей школе, где основная масса учащихся — белые. Но и став взрослыми, они продолжают разбираться с травмами, полученными в детстве.


Оскверненные

Страшная, исполненная мистики история убийцы… Но зла не бывает без добра. И даже во тьме обитает свет. Содержит нецензурную брань.


Август в Императориуме

Роман, написанный поэтом. Это многоплановое повествование, сочетающее фантастический сюжет, философский поиск, лирическую стихию и языковую игру. Для всех, кто любит слово, стиль, мысль. Содержит нецензурную брань.


Сень горькой звезды. Часть первая

События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.