Бульвар Альфа Ральфа - [9]

— А Макт?

— Он не скоро поднимется. К тому времени мы уже вернемся.

Она повиновалась. Мы перешли на левую сторону бульвара. Я попросил ее покрепче обхватить меня и начал поочередно бить кулаком по столбам. Должен же здесь быть хоть один, который передвигается по этой дороге!

С четвертого раза — сработало. И снова ветер развевал наши одежды, пока нас несло на самый верх бульвара Альфа Ральфа. Мы ощущали, как дорога уходит влево. Нам нелегко было удержать равновесие.

Наконец мы остановились.

Перед нами был Абба-динго.

Вся прилегавшая к нему дорога была покрыта какими-то белыми предметами, похожими на шишки и прутики, а многие напоминали неправильной формы шары, размером с мою голову.

Вирджиния молча стояла возле меня.

Величиной с мою голову? Я толкнул один из предметов ногой и понял, что это такое. Я уже знал наверняка: это были люди. Вернее, их останки. Я никогда ничего подобного не видел. Вот это, валяющееся сейчас у меня под ногами, наверное, когда-то было чьей-то рукой…

— Пойдем, Вирджиния, — сказал я, пытаясь не выдать голосом своего волнения и поглубже спрятать свои мысли.

Она пошла за мной, не говоря ни слова. Она никак не могла понять, что это валяется на земле, и, кажется, не догадалась. Я же смотрел прямо перед собой на стену, открывшуюся нам. Наконец я нашел их — маленькие двери, ведущие к Абба-динго.

На одной из них было написано: «Метеослужба». Написано было ни на общечеловеческом, ни на французском, но на языке, очень близком тем, что я знал, поэтому я сразу понял, что речь идет об атмосферных явлениях. Я положил руку на панель двери, и сразу ж засветились какие-то цифры, ни о чем мне не говорившие, а потом фраза: «Надвигается тайфун».

Я знал, что слово «тайфун» означает колебания воздуха, и мне пришло в голову, что этим должны заниматься машины, отвечающие за погодные условия. Это было совсем не то, ради чего мы пришли сюда.

— Что это значит? — спросила Вирджиния.

— Колебания воздуха.

— Но нас ведь это не касается?

— Конечно, нет.

Я занялся следующей панелью, на которой было написано: «Еда». Как только я дотронулся до нее, в стене раздался ноющий скрип, как будто всю башню начало тошнить. Дверь слегка приоткрылась, и из нее пахнуло чем-то ужасным. Потом маленькая дверь захлопнулась снова.

На третьей двери было написано: «Помощь», но когда я дотронулся до панели, ничего не произошло. Может, это было какое-то устройство для сбора налогов в древние времена? Четвертая дверь, побольше, была приоткрыта. На панели горела надпись: «Предсказания», а ниже — загадочная фраза: «Листок опустите сюда». Я с трудом понимал, что имеется в виду и попытался телепатировать, но ничего не произошло. Нас обдувал ветер, и то, что лежало на тротуаре — «шишки» и «прутики», — начало двигаться. Я попытался еще раз, сделав над собой огромное усилие, проникнуть хоть в какой-то мозг, который, как я надеялся, окажется поблизости, и вдруг на меня обрушился истошный крик… Это был нечеловеческий крик, и он ударил меня в мозг, как молния. И сразу все пропало.

Меня это очень расстроило. Сам я страха не чувствовал, но боялся за Вирджинию. Она уставилась на тротуар:

— Поль, а это не пальто среди всех этих странных предметов?

Я когда-то видел в музее действие рентгеноизлучения, очень распространенного в древние времена. Поэтому я хорошо себе представлял, что это не просто пальто, а пальто, в котором скрываются останки его хозяина. У него не было головы, поэтому я знал наверняка, что он мертв. И как это могло произойти? Как Содействие допустило это? Но, в конце концов, оно всегда запрещало подходить к этой стороне башни, и те, кто нарушил запрет, подвергались страшному наказанию.

— Посмотри, Поль, — сказала Вирджиния, — я могу вставить сюда руку.

И прежде, чем я успел остановить Вирджинию, ее рука уже находилась в отверстии, над которым горела фраза: «Листок опустите сюда».

Она истошно закричала.

Кисть была проглочена машиной.

Я пытался вытянуть ее руку, но безуспешно. Вирджиния от боли начала задыхаться. Вдруг машина отпустила руку. На коже были выдавлены слова. Я немедленно разорвал свою рубашку и начал было перевязывать рану, но мы не могли оторвать глаз от выдавленных на руке французских слов: «Ты будешь любить Поля всю жизнь».

Когда я закончил перевязку, Вирджиния подставила губы для поцелуя:

— Это стоило того. Это стоило всего, что мы перетерпели. Давай посмотрим, как мы сможем спуститься. Теперь я знаю все, что хотела.

Я еще раз поцеловал ее и сказал:

— Ты уверена, что теперь знаешь все?

— Конечно, — улыбнулась она сквозь слезы. — Ведь Содействие не могло этого подстроить. Какая умная старая машина! Бог это или черт, Поль?

Тогда я не задумался над ее словами, а вместо ответа погладил по голове. Мы уже собрались уходить, но вдруг подумал, что не узнал свою судьбу!

— Минутку, дорогая.

Она терпеливо ждала. Я оторвал от рубашки еще один лоскут и хотел уже вставить его в отверстие, когда, повернувшись к двери, увидел птицу. Я хотел отогнать ее, но она начала каркать. Мне казалось, что она хочет испугать меня своим карканьем. Я ничего не мог сделать. И тут я начал телепатировать: «Я настоящий человек. Уйди!» Мозг птицы передал только один, но многократно повторенный сигнал: «Нет, нет, нет!..»