Булочник и Весна - [15]

– Слушай, – усмехнулся он, – а может, и мне засесть в лесу с раздолбанным роялем? Знаешь, как монахи отчитывают грехи человеческие – так вот засесть бы у вас в деревне и отчитать – по Баху от и до!

Нагнувшись, он черпнул снега, слепил в голых ладонях комок и со злым размахом швырнул в липу.

– Знаешь, брат, что меня во всём этом поражает? – сказал он, поправив намокший пластырь и нагибаясь за новым снежком. – Даже на такое вот примитивное «засесть в деревне» надо кучу денег. Просто кучу – дом построить, жить на что-то… Скажи мне, чем я занимался эти тридцать лет? – и он снова залупил в липу.

– По-моему, Петь, чем-то намного лучшим, чем я, например, – сказал я и собрался развить эту тему, как вдруг прямо у наших ног под калитку нырнула драная серая кошка. Взлетела на крыльцо и заскреблась.

Дверь отворилась. Мелькнуло девичье лицо в золотистом облаке, и сразу запахло масленицей – нагретой сковородой, блинами.

– Васька, ты где шлялась, бандитка! А ну иди греться! – пропел высокий голос, – и уже за смыкающейся дверью: – Николай, Васька пришла!

Петя вытянул шею, стремясь разглядеть явление. А я остро, всем телом почувствовал близость приюта. Почему-то мне подумалось, что в этом доме нам будут рады и даже напоят чаем.

Петя, забыв на время о своих претензиях к жизни, взялся за хлипкие колышки калитки и с любопытством уставился на окна.

– Петь, пойдём, неудобно, – сказал я.

– Да я вот думаю, может, правда инструмент им настроить? – улыбнулся Петя, выбираясь на дорогу. – Кстати, вот ты уже кое-что и знаешь о местных жителях! Милейшие интеллигенты. Даже интересно – чего их сюда занесло? А барышню видел? Рыжая! Прелесть, по-моему. Кошка Васька женского рода – «где ты шлялась». Значит, Василиса! Блины, цветочки. И совершенно лишний в данном контексте Николай. Но он нам не соперник. Мы его одолеем в честном бою! Шандарахнем Шуманом по роялю – и враг повержен! Как тебе такой расклад?

От Петиной шутки мне потеплело. Мы не станем громить Николая, а подружимся по-соседски, – решил я. Кошка Васька родит котят, одного возьмёт себе Лиза и устроит ему в мансарде нового дома гнездо.

– У них ещё ребёнок, сын, – вспомнил я детей со снегокатом.

– Да? – переспросил Петя разочарованно. – Ну тогда и бог с ними!

Мы пошли по тропке вдоль берегов свежего снега. Утихла музыка, блинный дух проводил нас до соседнего забора и отстал.

– Значит, слушай меня! – сказал Петя, видя мою задумчивость, и перечислил вопросы, которые необходимо будет прояснить перед покупкой. Можно ли протащить сюда из Отраднова, посёлка под горкой, газ? Найдутся ли желающие заасфальтировать со мною в складчину сто метров плохой дороги? Хватает ли местного электричества на то, чтобы вскипятить чайник, или надо самому тянуть «три фазы»?

Вопрос, продаётся ли здесь участок, не беспокоил Петю.

– А ты купи поляну у леса! – сказал он. – Сходи в инстанцию, поговори. Если это у них картофельные участки – может, и продадут. Я даже могу спросить у отца, он тебе даст юриста для консультации. Хочешь?

Я и не знал уже, чего хочу. Близость перемен оглушила меня. В состоянии удивлённой растерянности я сел за руль и на съезде с просёлка влетел в яму, припорошенную снежком. Через пару сотен метров машину повело. Я вылез – одно колесо спускало. На ободах мы доползли до городишка и, сдав машину в ближайший шиномонтаж, вышли курить на улицу.

В городке пахло Москвой – но мягче, прозрачней. Солнце сползло за крыши, ветер окреп.

– Слышишь! – вдруг сказал Петя и обернулся навстречу ветру.

Я прислушался – вдалеке скрипела невидимая железка. Её голос был звучный, какой-то старинный. Так в кино могут скрипеть корабельные снасти и дверь в погребок.

– Хорошо поёт, в ре мажоре! – заметил Петя и взглянул на меня с любопытством. – Пройдёмся?

Не торопясь, мы пошли по переулку на звук и вскоре увидели крохотный двухэтажный особнячок. Снег прилип к карнизу и свисал искрящимися наплывами, блестела на солнце голубая глазурь штукатурки с белыми облаками облуплин. Но главное – над козырьком крыльца качался флюгер – кованый крендель. Он сорвался с одной петли и не мог держать ветер. Его мотало. При этом когда он рвался вправо – нота была выше, чем та, что на обратном пути.

Пока мы любовались, дверь под флюгером распахнулась и на крыльцо вышел парень в пыльном свитере. Он нёс хлебный лоток – старый, из разбухшего дерева, с отмытыми добела бортами. На лотке были уложены, как пироги, народно-промысловые безделушки из глины – колокольчики, свистульки и прочее.

Аккуратно сойдя по ступеням, он задвинул ношу в стоящую на площадке «газель».

Загипнотизированный хлебным лотком, я спросил, что за товар он грузит.

– Дом народных ремёсел съезжает, – объяснил он.

– А лоток откуда?

– Тут булочная была, – сказал он, отряхивая ладони от глиняной пыли. – Давно.

Я мельком глянул на стоявшего поблизости Петю: его лицо выражало смесь иронии и восхищения Божьим промыслом.

– А теперь что планируется, не знаете? – не унимался я.

– Смотря кто новые хозяева.

– А помещение в аренду или продаётся?

– Это к начальству, – буркнул парень, утомлённый моей настырностью, и, заперев дверцы, пошёл к кабине.