Буллет-Парк - [62]

Хэммер не видел ничего противоестественного в том, что он намеревается убить товарища по рыбной ловле. Глядя на свою жертву, он думал о том, как хорошо было бы вытравить из обвинительного акта обычные трюизмы и жалобные нотки, в какие облекаются мотивы, вменяемые подсудимому. Конечно, он мог бы сказать — и это было бы истинной правдой, — что рекламы «Спэнга» (которым торговал Нейлз) отвратительнее всех прочих реклам, какие ему доводилось слышать по телевидению. (Если вы стесняетесь появляться в старом костюме, вы заводите новый, не правда ли? Если стесняетесь принимать гостей у себя дома, вы делаете ремонт, не правда ли? Если ваша машина устарела и вы стесняетесь на ней ездить, вы покупаете новую, не так ли? Отчего же, если вы стесняетесь дурного запаха из вашего рта, вы не купите «Спэнг», который гарантирует вам шесть часов безмятежного существования?) Однако, рассуждал Хэммер сам с собой, возмущаться всем этим вздором было бы наивным ребячеством. Вот уже четверть века, как его соотечественников пичкают подобной пищей, и вряд ли здесь можно что-либо изменить. И пусть он жаждет перемен, жаждет чего-то нового, другого, он хотел бы, чтобы его стремления были стремлениями зрелого человека, а не ребенка. Не презирать же Нейлза только за то, что он с таким явным наслаждением извлекает из кармана свою золотую зажигалку? Ведь наше общество — общество откровенного капитализма, и надо обладать наивностью младенца, чтобы ужасаться тому, что талисманом этого общества является золото. И разве женщина, мечтающая о норковой шубке, не проявляет больше здравого смысла, нежели та, что мечтает о царствии небесном? Ведь человеческое существование — страшно, загадочно, и человека окружает хаос. Было бы несправедливо, думал Хэммер, считать религиозные взгляды Нейлза ханжеством. Разумеется, его представления расплывчаты и сентиментальны, но поскольку церковь Иисуса Христа единственное место в Буллет-Парке, где воздается должное таинствам бытия, и поскольку в жизни Нейлза было много непостижимого и таинственного (бедра его жены и любовь к сыну), нет ничего предосудительного в том, что он раз в неделю преклоняет колена перед распятием. Нет, Хэммер избрал свою жертву не за ее недостатки, а за ее совершенство.

— Молодой человек, который дирижировал разъездом машин у Браунов, если я не ошибаюсь — ваш сын? — спросил Хэммер.

— Да, — сказал Нейлз с усмешкой. — Это его функция на всех вечерах у наших приятелей. Он у меня страшно болел, между прочим.

— Что же с ним было?

— Мононуклеоз.

— У кого вы лечитесь?

— Да раньше был Маллин, а когда его посадили, мы перешли к Фейгарту. Впрочем, ни тот, ни другой не вылечил Тони. Это вообще странная история. Он уже болел больше месяца, когда нам кто-то рассказал о неком целителе. Он называет себя свами Рутуола и живет над похоронным бюро на Ривер-стрит. Однажды вечером он к нам приехал, и не знаю уж, что он такое сделал, но только он вылечил Тони.

— Это какой-нибудь святой или йог, что ли?

— По правде сказать, я не знаю. Я ничего о нем не знаю. Я даже не знаю, как он лечил Тони. Меня к ним в комнату не пускали. Но он поднял Тони на ноги. Тони сейчас в прекрасной форме. Он играет в баскетбол и дирижирует разъездом машин, когда у кого-нибудь вечер с коктейлями. Да, не забыть бы ему сказать, что в пятницу вечер у Левеленов. Ну что ж, домой?

Они зашагали назад по лесу, палач и жертва, а за ними по пятам следовал старый сеттер. Уложив удочки и все принадлежности рыбной ловли в багажник, Нейлз открыл дверь для Тэсси.

— Ап, Тэсси, — скомандовал он. — Ну же, девочка, ап!

Тэсси захныкала, попробовала прыгнуть на сиденье, но не удержалась и соскользнула наземь.

— Бедная моя старушка, — сказал Нейлз и подхватил ее — она неуклюже покоилась на его руках, отовсюду торчали ее лапы. Нейлз положил ее на заднее сиденье.

— Почему вы ею не займетесь? — спросил Хэммер.

— Да я уже все перепробовал. Вернее, почти все, — сказал Нейлз. — Говорят, есть какое-то средство, нечто вроде новокаина. Считается, что оно продлевает собачий век, но один укол стоит пятнадцать долларов, а делать их надо каждую неделю.

— Я не это имел в виду, — сказал Хэммер.

— А что же?

— Почему вы ее не пристрелите?

Отвратительное бездушие его нового товарища, зверское бессердечие, заключавшееся в предложении убить старое, доверчивое животное, вызвало у Нейлза приступ ярости, такой беззаветной и чистой, что он, казалось, так бы его и задушил.

Он смолчал, однако, и они поехали назад в Буллет-Парк.

XVII

Вам никогда не доводилось совершать убийство? Вам не знакомо торжественное сознание собственной правоты, которое дано ощущать человеку, поднявшему руку на человека? Убийцы — это люди с повышенным чувством долга, граждане некой зловещей, сумеречной державы. Они знают добрый десяток государственных гимнов, их паспорта проштемпелеваны всевозможными въездными визами, но любовь и лояльность к собственному отечеству они способны ощутить лишь после того, как нарушат его закон. Приходилось ли вам летним утром выйти гулять с сознанием, что именно в этот день вы убьете человека? Великолепие этого утра ни с чем не сравнимо. Оторвите с дерева листок и попытайтесь найти в нем хоть какой-нибудь изъян — не найдете! Тень каждой былинки совершенна в такое утро. Хэммер подстригал газон. Как блистательно выдерживает он роль! Мистер Хэммер подстригает газон. Мистер Хэммер, должно быть, отличнейший человек.