Булгаков и «Маргарита», или История несчастной любви «Мастера» - [10]

После окончания лицея князь числился на службе в дирекции Императорских театров, имея скромный чин коллежского регистратора, и в ранге чиновника для особых поручений не слишком обременял себя обязанностями по службе. Вот как описывает его участие в театральных делах тогдашний директор Императорских театров Владимир Теляковский — речь о последствиях скандала, учиненного Федором Шаляпиным, в результате чего пострадал главный хормейстер и один из капельмейстеров Большого театра Ульрих Авранек:

«Когда я приехал 9 октября в Москву, мне сообщили, что капельмейстер Авранек так потрясен происшедшим с Шаляпиным инцидентом, что опасно заболел нервным расстройством. Я немедленно распорядился послать моего чиновника особых поручений князя Козловского узнать о состоянии здоровья Авранека, выразив ему мое самое горячее соболезнование по случаю постигшего его недуга. Авранек был выдающимся хормейстером (много лучшим, чем капельмейстер), и потому я его очень ценил и хотел это подчеркнуть. Козловский вернулся вскоре и сообщил мне, что, по-видимому, всякая опасность болезни Авранека миновала. Застал он его не в кровати, как мне говорили, а в кабинете. Он был очень тронут проявленным вниманием и просил меня сердечно благодарить».

Итак, в течение нескольких лет, вплоть до отъезда Владимира Теляковского в Петербург и назначения нового директора Московской конторы Императорских театров, князь там и служил. Но основной доход семье, видимо, приносили земельные владения в Клинском и в Одоевском уездах. На мой взгляд, этого для приличного существования должно было хватить. И вдруг, к немалому своему удивлению, выясняю, что сиятельный князь сотрудничал с торговым домом инженера Щапова, сыном текстильного магната и племянником известного библиофила Павла Щапова.

Конечно, для главы семейства на первом месте всегда забота о семье. Но есть, на мой взгляд, явное несоответствие между высоким титулом и занятием торговлей — потомственный аристократ как-то не сочетается с купчишкой. С другой стороны, не так все странно, если разобраться, — этот торговый дом занимался поставкой сельскохозяйственных машин. А связи депутата дворянских собраний двух уездов, с учетом влияния отца Киры Алексеевны на Орловщине, могли оказаться исключительно полезны для торговли. И вот, добывая деньги на прокорм семьи, наш дворянин взял на себя роль усердного посредника. Маловероятно, что в этом деле преуспел, но… Но всякий труд вызывает уважение. Впрочем, случилось это накануне войны и в любом случае очень недолго продолжалось.

А что вы скажете, если время для той таинственной записи в дневнике Булгакова выбрано было вовсе не случайно? В ночь с 20 на 21 декабря Михаил Булгаков сделал запись в дневнике, а накануне вечером милая К., Кира Алексеевна, сидя за праздничным столом в своей парижской квартире, отмечала день рождения. Не исключено, впрочем, что было это вовсе не во Франции, а в Бельгии, но суть этого события в другом — тут важно время, а не место.

Можете говорить мне что угодно, но никогда я не поверю, будто это всего лишь стечение обстоятельств, простое совпадение. И неужели найдется человек, который станет утверждать, будто случайному знакомому сообщают дату своего рождения? Нет, что-то между ними было — что-то такое, о чем не забывают или хотя бы очень долгое время никак не удается… да просто невозможно, немыслимо забыть!

Итак, в доме № 6 по Обуховому переулку жила Кира Алексеевна. В соседнем доме в те же годы жил врач-психиатр Михаил Кутании, возможное участие которого в судьбе Булгакова мы выше обсуждали. А напротив, в крохотной комнатушке полуразвалившегося двухэтажного дома, в 1924 году ютился будущий создатель «закатного» романа и, сидя ночью над рукописью «Роковых яиц», заново переживал события конца 1916 года, когда чудесный случай свел его с княгиней. Как раз в конце 1916 года и чуть позже Булгаков ездил в Москву, пытаясь добиться освобождения от военной службы и тяжкой обязанности служить сельским врачом в уездном захолустье. Как же это было? Если учесть, что в том же Обуховом переулке на углу с Пречистенкой жили его дядья, врачи Николай и Михаил Покровские, и что именно у них он останавливался, приезжая иногда в Москву, то следует признать, что встреча с Кирой Алексеевной была вполне возможна. Тем более что в то время осталась она практически совсем одна — малые дети не в счет, муж на войне, свекор помер, а со свекровью они никогда не ладили. Очевидно, что молодая женщина отчаянно нуждалась в поддержке, в нежном друге, с которым можно было бы поговорить о наболевшем, посетовать на трудности военного времени да просто скоротать время — не вечно же заниматься хозяйством и детьми. И встреча с симпатичным молодым человеком, к тому же бойким на язык и способным хотя бы развлечь смешными рассказами милую женщину, — это было очень кстати. А если учесть, что ее муж, судя по всему, был не из тех, в кого можно до беспамятства влюбиться, то… Впрочем, о том, что между ними было, не берусь судить. Просто пока фактов слишком мало.

Но вот что странно — в дневнике сестры Михаила Афанасьевича есть запись о том, что в сентябре он вместе с женой приезжал по делам в Москву. А Варламов, перечисляя основные даты жизни Булгакова, пишет еще и это — «1916, декабрь — поездка в Москву». Опять декабрь. Ошибка или совпадение?