Букет роз - [54]

Но не всем доставался глоток воды. Везло только тем, кто хоть немного сил сохранил, да тем, кто был повыше ростом. А я еле доставал до зарешеченных окон нашей тюрьмы.

Моему товарищу по несчастью повезло. Бала́ Али́ был сильнее меня, а главное, на две головы выше. Вот он бережно подтянул к себе наполовину расплеснутую грязную консервную банку и, закрыв глаза, припал к ней. Я смотрел на его громадный движущийся кадык, на стекающие по горлу капли и еле шевелил запекшимися губами.

Бала Али открыл глаза и встретил мой взгляд… И тогда он с трудом оторвался от своей банки и хрипло сказал:

— На, пей…

Спазм сжал мне горло. Я пил воду — самый драгоценный подарок товарища, она была удивительно хороша, эта днепровская вода. И не так уж много было ее, но она и впрямь вернула мне жизнь, вернула веру в нее…

А мой друг по несчастью смотрел на меня глубокими, часто мигающими глазами.

Потом на перроне послышались резкие голоса:

— Шнель, шнель!

Это конвойные прогоняли украинских девчат.

Поезд двинулся в неизвестное.

Много горя и страданий перенес я на этом пути. С Бала Али мне пришлось расстаться: нас отправили в разные места.

И вот теперь, много лет спустя, на жаркой пригородной дороге мне показалось, что человек, сидевший рядом с водителем, похож на моего старого товарища. Да что там — похож! Ей-богу, это Бала Али!

Постой, но я же давным-давно забыл фамилию человека, спасшего меня от верной смерти. Но это он, черт возьми!

И я стал восстанавливать в памяти лицо Бала Али. Роста-то он был высоченного, а голова небольшая, волосы ежиком, на правой щеке бородавка. Долговязый парень, любивший соленое слово и шутку, он и в страшном немецком плену ухитрялся сохранять добродушие.

Человек, сидевший в кабине машины, был в рабочей одежде. Или он грузчик?

Как же я не бросился за машиной, не крикнул? На меня словно нашло какое-то оцепенение. Впрочем, я почти тут же побежал за грузовиком, но того и след простыл…

Я должен найти этого человека. Обязательно. Но как? Фамилии его я не помню, места и года рождения не знаю. Адресный стол тут не поможет. В громадном многолюдном городе мне мог помочь лишь счастливый случай.

И меня охватило острое чувство потери и сожаления. Казалось, что встреча с ним принесет мне то же ощущение счастья, как и тогда, когда я пил воду, которую он отдал мне.

…Шли годы. Я не встречал Бала Али. Мы, может, жили в одном городе, и у меня вошло в привычку оглядываться, когда на улице я встречал людей очень высокого роста.

В этом году январь оказался необычайно холодным. Снежная вьюга мела с непостижимым для южного города постоянством. Мороз. Гололед. Из всех видов транспорта только метро работало без перебоев. Мне пришлось значительно изменить свой маршрут и ездить на метро, иначе я бы систематически опаздывал на работу.

Метро в эти морозные дни работало с необычайной нагрузкой. Как-то я вышел из вагона и, спеша к эскалатору, увидел впереди высокого человека, и мне вновь показалось, что это мой Бала Али. Я рванулся к нему, но, увы, толпа разъединила нас, и я потерял его из виду. Толкнув одного, другого и получив в ответ несколько чувствительных толчков, я поднялся по эскалатору, вышел на проспект, но и тут была тьма народу. Правда, я заметил на Бала Али большую черную папаху. Это был неплохой ориентир. И все-таки он исчез.

Опять меня охватило чувство потери и разочарования.

И вдруг, слава богу, далеко, на противоположной стороне проспекта, я заметил знакомую черную папаху.

Я кинулся к переходу, но вспыхнул красный свет, поток машин закрыл от меня заветную папаху. Я стоял, дрожа от нетерпения, проклиная строгие правила уличного движения.

А машины следовали одна за другой, будто четки, нанизанные на нитку. Наконец-то можно переходить.

Я побежал. Мне стало жарко, я уже не боялся опоздать на работу или простудиться — ведь такой случай едва ли повторится. С того дня, как я увидел друга в кабине, на пригородной дороге, прошло без малого лет пять! Два раза я падал и поднимался, облепленный снегом, на потеху мальчишкам.

Я успел заметить, что Бала Али свернул к большому заснеженному дому, и, боясь окончательно потерять его, во все горло заорал:

— Эй, Бала Али, стой, погоди!

Прохожий, шедший позади него, оглянулся и, проследив за моим отчаянным взглядом, остановил человека в папахе. Тот обернулся ко мне.

Я с облегчением вздохнул, потирая ушибленное колено.

Конечно, это был мой товарищ. Это был Бала Али. Он не спеша подошел ко мне и с недоумением спросил:

— Ты меня?

— Тебя, Бала Али, тебя! — выкрикнул я взволнованно. — Наконец-то!

— Я Бала Али. Но я тебя не знаю, дорогой. Ты, видно, ошибся…

— Ошибся? — возмутился я. — Ты в концлагере был?

Что-то изменилось в лице Бала Али.

— Ну, был. А в чем дело?

— Не узнаешь меня?

— Нет, не узнаю.

— Так я же…

— Погоди, — перебил он меня. — Тут не место для разговора. Видишь, люди собираются. Пойдем-ка ко мне домой, там поговорим…

Мы поднялись на второй этаж заснеженного дома.

Бала Али помог мне снять пальто, усадил за стол:

— Отдышись сперва, а то ты, извини, как паровоз пыхтишь.

И усмехнулся.

Клянусь, он сразу помолодел. Передо мной был прежний Бала Али, только с седым ежиком, да бородавка на щеке стала больше.