Букет подснежников - [39]

— Бедной девочке для начала нужно было хотя бы сообщить мне, что с ней происходит. Я почему-то обо всем случайно узнаю от посторонних людей, а причину ее состояния Джек объяснил мне буквально полчаса назад. Теперь я понимаю, почему твой лечащий врач так странно смотрел на меня в больнице. Мы ему долго и нудно доказывали, что умеем справляться со стрессами, что Джек великолепный психоаналитик и владеет гипнозом

— Эмма, ты только посмотри, как этот великий специалист Ларисе руку иголкой изуродовал. Не удивлюсь, если у этого врача возникла мысль, что нас самих нужно лечить. Я должен стать отцом и узнаю об этом чуть ли не самым последним! Или ты, может быть, считаешь, что меня совсем можно не ставить в известность?

— А твой врач случайно не сказал тебе, что мне ставят несколько больший срок, чем тот, на который ты можешь рассчитывать?

— Джек мне это уже сообщил, но это меня мало волнует: врачам свойственно ошибаться. Или ты хочешь убедить меня в том, что у тебя был еще кто-то другой?

— А ты считаешь, что кроме тебя на меня никто уже не взглянет?

Мы на секунду замолчали, собираясь с силами и придумывая очередные колкости. Короткая пауза была прервана аплодисментами Эммы.

— Браво, браво, браво! Остановитесь, пока вы не наговорили друг другу всякой ерунды! Просто она осчастливит тебя рождением двойни, а то, что ребенок твой, лишний раз доказывает ее состояние. Несомненно, ты полностью унаследовал все черты твоего отца, даже умение всячески досаждать женщинам. Я выглядела ничуть не лучше, когда ждала тебя. Именно потому я даже не допускала мысли пройти через это еще раз. Возможно, это было несколько эгоистично, тем самым я лишила тебя возможности иметь брата или сестру.

— Мне кажется, у тебя очень своеобразный взгляд на генетику.

— Только не пытайтесь убедить меня в том, что я неправа. Посмотрим, что вы скажете через несколько месяцев. Хватит болтать, дорогой, не пора ли подумать, чем и как ты будешь кормить эту милую миссис. Не можете же вы каждый раз колоть ее иголками. Джек сейчас дозванивается до своих коллег, и, после того как его проинструктируют, он выдаст необходимые нам рекомендации. Фрэнк, не надо на меня так свирепо смотреть, не его вина, что он оказался совершенно неподготовленным к оказанию помощи измученным молодым женщинам. До этого ему приходилось успешно бороться со стрессами, переутомлением и, депрессией.

Эмма выпроводила Фрэнка из комнаты, высушила мне волосы феном и заставила поспать. Но и после сна мой организм продолжал бороться со всеми видами еды, которую пытались в меня впихнуть. К вечеру своим стойким неприятием пищи я измучила не только себя, но и всех окружающих. Во время мучительных спазмов я, сжавшись в комок, обхватывала руками живот и грудь, Фрэнк поддерживал мою голову. Мне было так плохо, что я даже не стыдилась, что он видит меня в таком неприглядном виде. Фрэнк уложил меня на кровать, укутал одеялом, взял мои ледяные руки и стал согревать их своим дыханием.

— Послушай меня внимательно, Джек все узнал. Если сделать тебе операцию, то тебе сразу станет легче. Ты ничего не почувствуешь.

Смысл сказанного не сразу дошел до моего сознания. Некоторое время я непонимающе смотрела на его бледное, осунувшееся лицо. Мне казалось, что я неправильно поняла его.

— Ты хочешь, чтобы я сделала аборт?!

Он медленно кивнул. Я вырвала свои руки, резким движением освободившись из его объятий. Казалось, что мир раскололся на множество мелких сверкающих осколков, я что-то кричала. А перед моими глазами стояло жестокое лицо Анны-Мари: «Если бы он хотел детей, неужели бы у него их не было?» Если бы она увидела меня сейчас, она бы ни на минуту не сомневалась, что я сошла с ума. Я не слышала и не понимала, что мне говорят. Я яростно вырывалась и отбивалась от протянутых ко мне рук. А в голове, словно пойманная птица в клетке, билась мысль: они хотят убить моего ребенка. Они могут дать мне лекарство, которое отнимет жизнь моего ребенка. Бежать, бежать!

Словно обезумевшая, я вырывалась из рук Фрэнка, не позволяя Джеку сделать мне укол. Вбежавшие в комнату мужчины нерешительно замерли в отдалении. Слезы хлынули из моих глаз, я билась в истерике. Внезапно, подобно разъяренной кошке, в спальню влетела Эмма.

— Пошли все вон!

Это были первые слова, которые дошли до моего сознания сквозь пелену кошмара. Эта женщина защитит меня, мне было непонятно, почему я ей верю. Чисто интуитивно я почувствовала это. Было трудно предположить, что негромкий голос этой невысокой хрупкой женщины способен заставить столь стремительно ретироваться из комнаты всех мужчин, на которых я взирала с таким ужасом, забившись в угол. Каблучки ее туфель, как маленькие колокольчики, прозвенели по комнате. Она остановилась рядом, помогла мне подняться с пола и довела до кровати. Эмма уложила меня, укрыла одеялом, села рядом со мной на кровать и стала гладить по голове. Я рыдала. Мне казалось, что вся перенесенная боль, все мучения, весь страх, вся обида изливаются в этих слезах. Плакала я долго, пока не заснула, лежа на коленях у Эммы. Я продолжала всхлипывать еще и во сне.