Букет из Оперного театра - [16]

Вся беда заключалась в том, что после того, как Таня отнесла алмазы Японцу, они исчезли прямо из его сейфа, из запертого кабинета в ресторане «Монте-Карло». И от такой наглости был в шоке сам Японец.

— Мишка сказал, что всю Одессу на уши поставит, — прокомментировал ситуацию Туча. — Сказал, из-под земли дороет, кто такой борзый! Сказал, шо уши за горло так намотает, что ни один швицер не прознает за той бесславный гембель, за который из личного сейфа, из кабинета шлепер задрипанный алмазам сделал ноги!

— Японец все время водится не с теми людьми, — сказала Таня. — Вон сейчас вокруг него сколько политических. Ходят слухи, что он свел дружбу с красными. Может, они алмазам ноги и заделали.

— Красные? Не-а! — авторитетно замотал головой Шмаровоз. — Дурные они, как пробки, тупые, как из-под бочки обертки. Им такое ни за жисть не придет за голову, шоб вот такой финт ушами заложить за воротник. То явно кто-то из своих.

— Так, Туча, — Таня легонько стукнула кулаком по столу, — говори быстро, кто думает, что я у Японца увела алмазы во второй раз.

— Да нихто так не думает. Хотя кумекали, вроде, — Туча пожал плечами, — все знают, шо Японец за тебя горой.

— Значит, кто-то все же говорил. Кто?

— Ну, Котовский. В городе он неделю как вроде… — Туча нехотя отвел глаза, — да и разные всякие… Гарик.

— Гарик. Сучье семя, — Таня выругалась, стукнула кулаком. — Опять этот бабский ублюдок, под каблуком у истерички! Это ж надо мозги запрятать, шоб такое подумать! А Японец за это что?

— Ну Японец посмеялся, право дело, — сказал Туча, — рот ему быстро закрыл. Гарик и примолк. Сама знаешь, как с Японцем связываться. Базары разводить он не будет.

— Гарик, может, и не будет, — Тане было ужасно неприятна ситуация, в которую она попала, — а другие что говорят?

— Ты, Алмазная, брось думать за эти камушки, — Туча повысил вдруг голос, словно решился говорить, — тут дело похуже будет. Покруче, чем за вороньи яйца. Люди говорят, что это ты ту актрисульку пришила. Придушила за то, что та подсмотрела, как ты алмазы берешь.

— Что?! Что за чушь такая?! — Лицо Тани пошло красными пятнами. — Нелепая, дикая чушь! Туча! Шмаровоз! Вы же знаете, что я и пальцем никого не могу тронуть! Сколько я всем запрещала пушки на дело брать! Я же и мухи тронуть не могу, не то что человека! Да и не видел никто, как я алмазы брала.

— Мы то знаем, шо ты на мокруху неспособная, — тяжело вздохнул Шмаровоз, — а вот другие говорят… Сама знаешь — всем рот нельзя замолчать.

— Да, я взяла алмазы, — руки Тани задрожали, — но я не убивала ее. Я пальцем ее не тронула! Я и не знала, что она там ходит, в тот день.

— Слухи до Японца дошли, — сказал Туча, — он тебя к себе скоро вызовет, и тебе лучше придумать что-то поубедительней, чем про какую-то муху. За Кариной Котовский ухлестывал. Он бучу поднял.

— Я в этом и не сомневалась, — дрожащей рукой Таня откинула волосы с покрытого испариной лба. — Беда в том, что слухи ходят по городу, а я ни в чем не виновна. И я не знаю, как это доказать.

— А доказывать и не надо, — усмехнулся Туча, — пока тебя еще ни в чем не обвинили. Нет же у тебя, в конце концов, синих орхидей.

Вдруг вся кровь отхлынула от Таниного лица так, что перепугались даже Туча и Шмаровоз, видавшие виды. Им вдруг показалось, что она потеряет сознание, упадет прямо здесь замертво. Шмаровоз вскочил из-за стола и бросился к графину с водой, стоящему на другом столе.

— Алмазная, что с тобой? — забеспокоился Туча. — Не пугай нас так, Алмазная!

Шмаровоз притащил стакан воды, и Таня жадно выпила его.

— Есть, — мрачно сказала она, ставя стакан на стол, — есть у меня синие орхидеи. И все в театре сейчас об этом знают.

И Таня рассказала им про неизвестного поклонника и его букеты цветов, которые она не решалась забрать домой. Туча и Шмаровоз слушали, затаив дыхание, широко раскрыв глаза.

— Выглядит так, словно кто-то пытается тебя подставить, — сказал Шмаровоз. — Чего ты, дурная, букеты не уничтожила?

— Он прав. Цветы нужно немедленно забрать. Если об этом прознают… — Туча покачал головой с самым мрачным видом.

— Так все знают, — Тане стало казаться, что земля рушится вокруг нее. — Я ни от кого эти цветы не прятала.

— Значит, надо немедленно пойти в театр и их забрать. Надо убрать их до того, как станут болтать языками, — сказал Туча. — Есть способ сделать это прямо сейчас?

— Так ночь уже. Кто меня в театр пустит?

— А через то окно, что ты людям вещи выбрасываешь? — сказал Шмаровоз.

Это был один из способов Тани. Забрав вещи в дамской комнате или в гримерке какой-нибудь из заезжих звезд, она быстро выбрасывала их в окно уборной на первом этаже. Под этим окном всегда стоял кто-то из ее людей, а она, вне всяких подозрений, возвращалась обратно в гримерку или на сцену.

— Да, это окно не закрывается, — задумчиво произнесла Таня, — а если и прикроют, я его гвоздем смогу открыть.

— Тогда надо идти сейчас. Есть люди в театре? — спросил Шмаровоз.

— Есть только сторож да ночной вахтер. Но они не ходят по этажам. Скорей всего, запрутся на первом этаже и будут пить.

— Я с тобой пойду, — поднялся с места Шмаровоз, — идти уже надо, не то завтра поздно будет.