Букашко - [3]

Самое удивительное, пожалуй, то, что мою службу в Кремле называли работой. В первое время я и сам иногда так выражался, когда делился с женой легендами о своих трудовых подвигах. Естественно, с изрядной долей иронии — работа, мол… Мне было выделено специальное помещение, служебный кабинет, где я и проводил время с 9-00 до 18–00, ожидая внезапного вызова товарища А… Считалось, что на мне висит вся текущая подручная интеллектуальная канитель, с которой приходится сталкиваться руководящим работникам при осуществлении ими своих служебных обязанностей. На практике товарищ А. нуждался в моих услугах крайне нерегулярно. Сначала мне было неловко находиться в вынужденном простое. Но когда я обратился к товарищу А. за заданием, он резко оборвал меня, не скрывая раздражения:

— Проявляйте инициативу, товарищ Корольков!

Впрочем, меня такое положение вещей вполне устраивало, поскольку позволяло без помех и нервотрепки заниматься монографией о повадках диких муравьев.

*

Иногда мое безмятежное существование нарушалось довольно забавными происшествиями. Не прошло и недели со дня моего появления в Кремле, как я попал в довольно пикантную ситуацию. Я осматривал длинные коридоры — основную достопримечательность здания, и вдруг навстречу мне попался странный человек. Не знаю, вынырнул ли он из какого-нибудь кабинета или просто материализовался в воздухе, но факт остается фактом, — передо мной стоял высокий, с гордо посаженой головой мужчина в строгой серой шинели. Его острая бородка и пронзительный взгляд буквально загипнотизировали меня. Сразу вспомнился анекдот о том, как купец Иванов еще в XVII веке открыл рентгеновские лучи. «Я тебя, заразу, насквозь вижу», — любил он говаривать своей жене. В руках незнакомец держал обычную общепитовскую тарелку, на которой лежало штук пять котлет.

— Не желаете ли котлетку, товарищ? — обратился он ко мне. — Попробуйте, это исключительно вкусная котлетка. Рекомендую…

Человек показался мне знакомым. Его образ определенно отпечатался в глубинах моей памяти. Но вот где я мог его видеть, вспомнить никак не удавалось. Может быть, на каком-нибудь митинге, а может, просто на фотографии в газете «Правда».

Незнакомец натужно, скрюченными руками протянул мне тарелку. И вдруг с пронзительным криком: «Не-е-ет!», бросился прочь.

Поступив на службу в Кремль, я дал себе слово ничему не удивляться, поэтому не придал этой встрече особого значения и отправился на свое рабочее место, решив не забивать себе голову всякой ерундой. Меня ожидала работа над чрезвычайно важной главой о проникновении чуждых влияний в среду законопослушных диких муравьев.

*

Не следует думать, что моя служба проходила уж так безоблачно. Очень много времени уходило на всевозможные проверки, предъявление пропусков, допусков и регистрацию. По существующим правилам любой сотрудник (ответственные товарищи от этого, естественно, освобождались), перемещаясь из одного кабинета в другой, должен был отмечать свой маршрут в специальной регистрационной книге. Для чего это нужно было, ума не приложу! Ребята из отдела статистики рассказывали, что по итогам недели они вычерчивали красивые разноцветные графики частоты посещений различных помещений. Туалет чаще других посещал секретарь-референт товарища О., Колотов Борис Львович — в среднем 18 раз за день….

Впрочем, к ежеминутному контролю можно было привыкнуть. Встречались неприятности и существеннее. Например, праздники. Да, да, праздники. Любовь к празднованиям у ответственных работников приняла форму умопомешательства. Частенько придешь на службу, а при входе вывешен бо-о-ольшой плакат — «Поздравляем с праздником славных работников коммунального хозяйства!» Сразу понимаешь, — день для работы над монографией о повадках диких муравьев бесповоротно потерян. Разве можно сосредоточиться, если каждые десять минут в кабинет врываются какие-то малознакомые люди и, выстроившись в линейку и подравнявшись, радостно объявляют:

— Поздравляем с праздником коммунальных работников. Желаем счастья и здоровья….

После чего раскланиваются и довольные уходят, оставив на специально очищенном от бумаг столе сверток с подарочком. А потом за мной заходят работники технических служб товарища А. (представители моего трудового коллектива), и мы совершаем ответные визиты. То есть в свою очередь разносим по параллельным службам достойные их подношения. К сожалению, редко оказывается, что подарки равноценны. Тогда приходится додаривать. Вот и ходим целый день взад-вперед, как завороженные, поздравляем друг друга. Удивительно, но мои сослуживцы умудряются получать от этого действа какое-то необъяснимое, неподвластное разуму удовольствие.

*

Еще одна унизительная неприятность — постоянные попойки, в которые плавно перетекали новые пролетарские праздники. При всей моей неприязни к пьянству, я довольно быстро понял, что совершенно уклониться от выпивок не удастся. Таковы были правила поведения. Работник обязан был принимать какое-то количество спиртного. Так было нужно. Меня это, само собой, не устраивало, поскольку алкоголь самым печальным образом сказывается на работе над монографией. Изучение диких муравьев требует ясного ума, не замутненного никакими раздражителями, будь то табак, алкоголь или наркотики. Поэтому в первое время я простодушно говорил: «Нет, товарищи, никак не могу»… Но сразу же получал отпор. Оказалось, что отмахнуться от стаканчика водки не легко. Можно было подумать, что пьянство входит в мои секретарские обязанности. И чем чаще я отказывался, тем сильнее на меня давили. Начались какие-то дикие игры взрослых людей. Ну, игра так игра. Почему бы и не поиграть в рабочее время. Иногда развлечения не выбирают — делают то, что приказано. В данном случае от меня требовалось сочинять правдоподобные отказы. И мне, отмечаю это с удовольствием, удавалось раз за разом измышлять вполне нетривиальные истории, позволяющие иногда оставаться трезвым. Горжусь, что я почти ни разу не повторился.