Бухта Туманов - [6]

Это было так удивительно после всего, что случилось, что Юра, несмотря на боль в теле и сильное головокружение, вытаращил на товарища глаза.

— Хорош! смеялся Митя.- И я хорош… оба!

Его мокрое лицо было в ссадинах, губы посинели, голос охрип и дрожал, но он продолжал смеяться, хлопал себя по бокам и тряс головой.

— Митя…- с трудом вымолвил Юра.- Ты — герой! Если бы не ты ..

— Будет тебе… «Герой»!.. А шлюпку утопили. Как я вернусь без шлюпки?

Сердито морщась и облизывая губы, Митя смотрел на освещенный луной океан, который все еще бесновался, пенился и кипел, как будто досадуя, что упустил добычу.

БУХТА ТУМАНОВ

Юра проснулся и зябко поежился. Одежда на нем пропиталась влагой; влажной была земля и трава, на которой он лежал; влагой был полон воздух, которым он дышал. Туман непроницаемой белой стеной стоял вокруг. Где-то справа и слева журчала вода. Лишь этот чуть приглушенный и мелодичный звук нарушал тишину.

Юра сел, вытер рукавом лицо, позвал:

— Ми-тя!

Но сам едва расслышал собственный голос, так тускло он прозвучал в густом и вязком, как вата, тумане.

— Ми-тя-а-а! Где ты-ы-ы?..

И опять живой звук голоса погас, поглощенный туманом. Что за диво?

Юра с трудом поднялся на ноги и, раздвигая высокие стебли полыни, похожие на зеленые свечи, собрался было отправиться на поиски товарища, когда обнаружил, что тот жив-живехонек и находится почти рядом, скрытый той же завесой тумана. Обрадованный, Юра принялся тормошить его, но Митя не просыпался. Лишь после энергичной встряски он продрал глаза, зевнул, потянулся и произнес сонным, казавшимся от этого безмятежным голосом:

— Чего раскричался?

Впрочем, через минуту он уже позабыл о сне и начал внимательно оглядываться.

Туман медленно редел. Сейчас он походил на белый дым, клубившийся понизу. А вверху светлело, голубело небо. Вскоре можно было различить мохнатые горбы сопок. Еще несколько минут — и совсем прояснилось. Стал виден берег — полукружье бухты, стиснутой подступавшими к самой воде сопками, а дальше, в просвете между ними, за выходом из бухты, открылась бескрайняя синяя гладь, ярко и словно празднично горевшая под солнцем,- океан! Теперь Юра знал, что такое океан!

Он не мог оторвать взгляд от водной шири. Новое чувство переполняло душу. И Юра знал: кем ни станет он в будущем, куда ни закинет его судьба, всегда будет звучать в его душе этот голос, похожий на зов, неумолчный и сильный зов океана…

Юра вздохнул и последовал за товарищем, пробиравшимся сквозь высокую полынь к ближней сопке. Он не успел сделать и несколько шагов, как оступился в невидимый среди густых зарослей ручей. Промокнув до коленей, он выбрался на сухое место и снова начал продираться сквозь эту необычайно рослую полынь, в которой иногда скрывался с головой.

Жесткие стебли хлестали его по лицу, цеплялись за ноги и руки. Ручьи и ручейки-невидимки журчали и напевали со всех сторон. Земля казалась пропитанной холодной водой, как губка. Спасибо, солнце поднялось и пригрело его, не то бы Юра совсем закоченел.

Через несколько минут они с Митей уже стояли на вершине прибрежной сопки. Отсюда далеко был виден океан, зигзагообразная линия прибоя и бухта, в которой волей случая они очутились. Сейчас, при свете дня, бухта походила на синюю подкову, врезанную в зеленое подножие сопок. Слева, при выходе из бухты, поднималась почти отвесно черная скала.

Между тем туман снова начал играть с ними в прятки. Сопку, на которой стояли друзья, затянуло словно молоком. Ее вершина, казалась, отделилась вместе с ними и поплыла, подобно маленькому островку. Справа, слева тоже плыли по белой реке тумана зеленые, рыжие островки — будто здесь возник некий архипелаг.

Внезапно — откуда ни возьмись, как вчера,- в ясном небе показалось облачко. Оно непостижимо быстро обратилось в тучу, из которой хлынул дождь. Некоторое время мальчики стояли мокрые, продрогшие, как и полагается потерпевшим кораблекрушение.

Потом Митя смастерил подобие шалашика среди зарослей.

Тучу пронесло, туман растаял, и опять сделалось светло, тепло и даже жарко. Спустившись по течению ручья, ребята вышли к бухте. Здесь они сбросили с себя одежду- вернее, жалкое подобие того, что было вчера одеждой,- и, развесив ее на прибрежных кустах сушиться, растянулись на гальке возле воды.

Они сильно проголодались, но ни пищи, ни оружия, ни силков или хотя бы удочек у них не имелось; не было и огня, чтобы приготовить пищу, если бы даже она нашлась; не было компаса, чтобы определиться. Короче говоря, они находились в положении робинзонов.

Митя молчал и думал о чем-то. Немного полежав, он принялся мастерить удочку: разодрал на узкие полоски свою и без того изодранную рубашку, крючок согнул из булавки, которой, к счастью, была заколота прореха на брюках, и, выломав в прибрежных кустах длинную, гибкую лозину, нашел удобное местечко над ручьем и уселся в позе заправского рыболова. Поплавком ему служил кусочек коры, а наживкой — земляные черви, накопанные в тени росшего на берегу маньчжурского орешника.

Опять Юра почувствовал себя новичком, неучем, как в первые дни. Он тоже смастерил из лозы удочку, а вместо крючка, по совету Мити, использовал изогнутую колючку.