Бухенвальдский набат - [40]

– Слыхал я, —сказал он, – что в лагере есть советский подполковник. У него редкие волосы, и холодную погоду он мерзнет в тонком митцене. Вот я и сшил для него теплый митцен. Носите на здоровье, Иван Иванович, когда будет холодно, – он развернул тряпицу и подал мне подарок-полосатую бескозырку с теплой подкладкой.

Не зная, как отнестись к этому, я вопросительно посмотрел на Леньку. Тот утвердительно кивнул головой:

– Берите, Иван Иванович. Это я заказал. Только Генка сам захотел вручить подарок.

Генка поспешил объяснить;

– Я работаю в портновской мастерской. Починяю обноски, – Генка усмехнулся: – На обноски кладу заплаты из обносков. – Вдруг Генка посерьезнел: Не удивляйтесь, Иван Иванович, что я вам еще скажу. У нас в мастерской кучи всякого тряпья, а я кладовщик над всем этим. В тряпье можно спрятать все, что нужно. Место надежное: эсэсовцы к тряпью и близко не подходят-боятся заразы. Если нужно будет – учтите. Я уже кое-что там спрятал…

Моему удивлению не было предела.

– Что же ты там спрятал? – спрашиваю.

– А пистолет. Ребята пронесли в лагерь. И еще кое-что передали… Все надежно укрыто.

Я ушам своим не верил. Пистолет! Это уже не камни, вывороченные из мостовой! А Ленька сказал с ухмылкой на круглом курносом лице:

– А чего вы удивляетесь, Иван Иванович, у многих ребят припрятаны пистолеты.

– И у тебя есть? – говорю.

– И у меня, конечно. Да и для вас найдется.

Вот это открытие! Тут я не мог удержаться:

– Покажи!

Выбрав время, когда на блоке никого не было, Ленька позвал меня в спальное отделение и выложил на нары в темном уголке два пистолета системы «Парабеллум».

– Вот. Один пистолет для вас, другой будет моим. Хранить буду я. Когда потребуется – спросите, через минуту доставлю.

От волнения я не мог говорить. Зажал в руке холодную рукоятку пистолета и пытался унять противную дрожь. В эту минуту я забыл о всякой предосторожности, вечное опасение, что охранники могут накрыть, услышать, увидеть, молчало во мне. Я стоял в полосатых штанах арестанта, в грубых деревянных колодках и вдруг увидел себя молодым, полным сил и легкости в тот момент, когда из рук командира полка принимал награду-револьвер с посеребренными частями и грамоту, подписанную командующим войсками Особой Краснознаменной Дальневосточной армии Василием Константиновичем Блюхером. На рукоятке револьвера были выгравированы слова: «Доблестному бойцу РККА И. И. Смирнову от РВС СССР». Я только что вернулся тогда в Сретенск после событий на КВЖД. Там с дивизионом бронепоездов прорывался с боями, овладевал железнодорожными станциями, действовал на сотни километров впереди частей Красной Армии – от самого командующего получил приказ прорываться на Хайлар. И вот оценка моих действий – этот револьвер и грамота. С револьвером я не расставался и все последующие годы. И только незадолго до плена, после одной из рукопашных схваток обнаружил, что револьвера со мной нет. В этот бой я шел с винтовкой, а револьвер засунул за ремень, чтоб он в любое время был наготове. В горячке штыковой атаки я не заметил, как он выпал, а шнур оказался перебитым, видимо, пулей. Это была горькая для меня потеря… А грамота? Грамоту я оставил дома, и если Вере удалось спасти что-нибудь из документов, она, конечно, спасла и грамоту.

Теперь я держу пистолет, и моя рука перестает дрожать, она тверда по-прежнему и знает, куда и как направить выстрел. Враг у меня тот же самый. Его имя фашист. И за это время я лучше узнал и понял его и научился больше презирать и ненавидеть. Ох, как я хорошо знаю теперь, что такое фашизм! Нет, моя рука не дрогнет, когда придет время разрядить пистолет в эсэсовских молодчиков, которые теперь так свободно, по-хозяйски расхаживают по лагерю!

– Спасибо, Леня. Ты тоже солдат и понимаешь, что значит для меня оружие. Только хранить его надо так, чтоб никто не знал. Если что случится – капут всему блоку!

Ленька подмигнул:

– Об этом не беспокойтесь, Иван Иванович. Не только эсэсовцы, но и бог, и черт не обнаружит, если спрячет Ленька Крохин…

Ох, этот Ленька! Хват парень!

Его тайник был придуман действительно хитроумно: он снимал верхнюю доску подоконника и укладывал пистолеты в паклю, а доску снова прибивал. Поди догадайся!

Подозреваю, что таких тайников по лагерю немало. Да разве можно дознаться о всех?! Придет время – и каждый такой пистолет выстрелит. И не один раз! Теперь я в этом уверен.

Но откуда берется в лагере оружие?

О, только об этом можно написать целую книгу, и то всего не расскажешь!!!

Оружие в лагере стало появляться задолго до нас. Еще в 1939 году немецкие подпольщики делали первые попытки обзавестись хотя бы пистолетами. После разгрома фашистов под Москвой немецкое подполье решило – настал момент всерьез заняться оружием.

Австриец Франц Вер, работавший в оружейной кладовой комендатуры, сумел сделать так, что из кладовой исчезли два пистолета. Пистолеты пронесли в лагерь и замуровали в ходе отопления котельной.

Потом запас пополнился еще одним пистолетом. Это было личное оружие начальника лагерного гестапо Леклера. Однажды после ночной пирушки Леклер забыл пистолет в гардеробной. Этого было достаточно, чтобы уборщик-заключенный, пришедший раньше всех, «прибрал» портупею с револьвером так, что никто уж найти не сумел. Через несколько дней этот пистолет тоже был переправлен в лагерь…