Бухенвальдский набат - [13]
Все оборвалось…
Сообщение о нападении гитлеровской армии я получил где-то в дороге – был в служебной командировке. И сразу домой. На вокзале встретил старший сын:
– Папа, тебя ожидают в штабе. Есть телеграмма, сегодня же выезжать на фронт.
А часа через два я уже прощался со своими…
Где они теперь? Неужели остались в Пушкине и теперь живут под немцами? Этого не может быть! У них было время, чтобы уехать. Они могли уехать ко мне на родину в Костромскую область. Там мать с невесткой-вдовицей. Они приютят, конечно. А может быть, они уехали в Иркутск? Ведь Вера из Иркутска. И мать ее тоже жива.
И вдруг при воспоминании об Иркутске, о Вериной матери мне показалось, словно солнечный зайчик мелькнул где-то в полумраке унылых нар.
Ой, как давно это было! Двадцать лет назад! Мы были такие молодые! Я, тогда уже командир батальона, служу в Чите и приезжаю в Иркутск, где живет моя девушка. И эта моя девушка – росточком невеликая, тоненькая, взглядом ласковая, но решительная. Договорились мы пожениться, и мать не против, только настаивает: венчайтесь. Венчайтесь! Это что же, я, командир Красной Армии, буду перед попом стоять, свечу держать? Говорю: «Венчаться не пойду, а Веру заберу». Ушли из дома и прямехонько в загс. Вернулись только вечером. Мать опять заладила: в церковь! Мы ни в какую. Мать не разрешает мне остаться у них. Ничего не поделаешь, придется идти в гостиницу. И тут удача: налетела гроза. Сильная, яростная. «Ладно уж, – говорит теща, – куда пойдешь?» И Вере: «Постели на полу». Я полежал-полежал, глядя на грозовые сполохи за окном, а потом зову: «Вера! иди сюда!» Мать заохала, запричитала, но ушла из комнаты. А наутро мирно, как ни в чем не бывало, проводила нас обоих в Читу…
И вот уже двадцать лет минуло, Вера всегда была со мной: и в Чите, и в Сретенске, и опять в Чите, и в Орле, и наконец в Пушкине-словом, везде, куда я попадал по своим служебным назначениям. И все мои интересы, заботы, печали и радости были ее интересами, заботами, печалями, радостями. Мы нечасто говорили с ней о любви, нам как-то и в голову не приходило, что на десятом, пятнадцатом году супружества нужно еще говорить о чувствах, мы просто были необходимы друг другу…
Я произнес «в голову не приходило» и вдруг подумал: «А может, это только мне в голову не приходило? А Вере очень хотелось слышать эти слова, и она ждала десять, пятнадцать лет. Сухарь! Старый солдатский сапог! Неужели у тебя не было в душе этих слов? Ведь сейчас они есть! Видно, пока тебя не стукнуло несчастье, ты считал, что нежность постыдна? А теперь понял, да поздно!»
Что же все-таки она думает обо мне? Что ей сообщили? Пропал без вести? Захвачен в плен? Только бы не последнее! Пусть думает, что погиб, только ничего не знает о плене. Если мы еще увидимся, я сам расскажу обо всем. Она поймет, она знает, что я никогда ни перед кем не склонял голову. Терпел за это, но остался верен себе.
Она, наверное, не забыла, как в 1937 году я неожиданно слетел с должности начальника штаба артиллерии дивизии. Меня тогда вызвали из Монголии в Москву и спросили: – почему на собраниях и митингах не упоминаешь имя Сталина? Я ответил, что говорю красноармейцам о задачах службы, об их долге, а о товарище Сталине много пишут и говорят люди знающие. Что я могу нового сказать? Ну вот, и поехал я в Орел на должность помощника командира полка. Вера тогда ни в чем не упрекнула меня…
Так вот я и не хочу, чтобы Вера и дети от других узнали, что я в плену. Мало ли что приплетут к этому! Я сам должен все рассказать.
Полно, Иван: «сам рассказать». Едва ли ты уже сумеешь это сделать. Еще день, два, ну максимум три, и вслед за Джоном отправишься в крематорий. Если, конечно, не произойдет какого-нибудь чуда в твоей жизни! Если не придут тебе на помощь.
Надо искать людей! Людей, с которыми бухенвальдская каторга не будет такой безнадежной.
Только где они? Как их найти?
Глава 4. У Генриха Зудерланда
Наступила зима.
Бухенвальд часто накрывался густым туманом, и тогда зловонный дым крематория растекался по лагерю, ежесекундно напоминая, что ожидает каждого из нас.
А я все еще держусь! Давно бы мне взвиться дымом в небо Тюрингии, если бы не чех Иван, помощник штубендиста Леньки. Он совсем молод и ему каждую неделю родные присылают большую круглую буханку хлеба. Он делит ее на семь дней, а свой лагерный паек отдает слабым. Меня при этом Иван никогда не забывает – хотя у меня с ним большие идейные расхождения, и мы часто спорим. Иван-студент, учился в Праге на инженера. Он считает, что если после войны у власти в Чехословакии снова встанут левые социал-демократы, то инженерам туго придется, они не смогут заработать, сколько хотят. Мне чужда эта страсть к наживе, никогда я этим не болел и никогда не имел много денег. А еще мы много толкуем о математике, спорим о теории вероятности. Да мало ли еще о чем! Я – старый артиллерист, он – почти инженер, много общего у нас и в знаниях, и в склонностях.
Однако несмотря на поддержку Ивана, мне становится все хуже и хуже, тяжелая работа вконец доматывает меня.
И тогда меня вызывает к себе Вальтер Эберхардт. Переводчиком у него Ленька, хотя Вальтер и сам немного говорит по-русски. .
Книга посвящена ответу на три ключевых вопроса: что, когда и почему пошло не так, в силу каких причин и обстоятельств прогрессивная динамика общественного развития сменилась на рубеже 1960-70-х гг. на деструктивную траекторию? На основании перекрестного анализа малодоступных источников западных и российских архивов, мемуарной литературы и собственных воспоминаний, автор предлагает свою версию глубинных процессов последней четверти XX века, которые в итоге привели к надвигающемуся системному, политическому, экономическому, культурному, экологическому и технологическому кризисам. The aim of the book is to answer three key questions: what, when and why went wrong, due to what reasons and circumstances the progressive dynamics of social development gave way in the late 1960s — early 1970s to a destructive trajectory? On the basis of a cross analysis of not readily available sources in Western and Russian archives, memoir literature and his own recollections the author offers his version of the deep processes in the last quarter of the twentieth century which ultimately led to the impending system, political, economic, cultural, ecological and technological crises.
Монография посвящена одному из социально-политических явлений Смутного времени начала XVII в. восстанию Болотникова. Анализируются этапы, ход, предпосылки, причины восстания, его природы и историческое значение. К книге имеются обширные приложения и цветная карта.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Когда мы слышим имя Владимир Набоков, мы сразу же думаем о знаменитом писателе. Это справедливо, однако то же имя носил отец литератора, бывший личностью по-настоящему значимой, весомой и в свое время весьма известной. Именно поэтому первые двадцать лет писательства Владимир Владимирович издавался под псевдонимом Сирин – чтобы его не путали с отцом. Сведений о Набокове-старшем сохранилось немало, есть посвященные ему исследования, но все равно остается много темных пятен, неясностей, неточностей. Эти лакуны восполняет первая полная биография Владимира Дмитриевича Набокова, написанная берлинским писателем Григорием Аросевым. В живой и увлекательной книге автор отвечает на многие вопросы о самом Набокове, о его взглядах, о его семье и детях – в том числе об отношениях со старшим сыном, впоследствии прославившим фамилию на весь мир.
Книга Орсы-Койдановской результат 20-летней работы. Несмотря на свое название, книга не несет информативной «клубнички». касающейся жизни человека, чье влияние на историю XX века неизмеримо. Тем не менее в книге собрана информация абсолютно неизвестная для читателя территории бывшего Советского Союза. Все это плюс прекрасный язык автора делают эту работу интересной для широкого читателя.
Жизнь и учения странствующего йогина Патрула Ринпоче – высокочтимого буддийского мастера и учёного XIX века из Тибета – оживают в правдивых историях, собранных и переведённых французским буддийским монахом Матье Рикаром. В их основе – устные рассказы великих учителей современности, а также тибетские письменные источники.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
Предлагаемая работа — это живые зарисовки непосредственного свидетеля бурных и скоротечных кровавых событий и процессов, происходивших в Ираке в период оккупации в 2004—2005 гг. Несмотря на то, что российское посольство находилось в весьма непривычных, некомфортных с точки зрения дипломатии, условиях, оно продолжало функционировать, как отлаженный механизм, а его сотрудники добросовестно выполняли свои обязанности.